От природы он был одаренным аналитиком и бывало говорил: «Это — очень сложная и важная проблема. Не знаю, как мы с ней справимся». Затем обсуждал все нюансы, и то, что могло показаться мне с первого взгляда простым, на самом деле оказывалось куда более запутанным делом. Бёрджесс обладал большей проницательностью, чем я, знал, как распознавать скрытые трудности, анализировал их и доводил до моего сведения.

Хотя Центр и был благодарен «Полу» за его работу, к нему сохранялось неоднозначное отношение. Некоторые справки о нем содержали суровую критику его характера и поступков. Находились информаторы, которые даже писали о нем, как о трусе. Смехотворное заявление! Бёрджесс был просто осторожен. Перед принятием любого важного решения он долго обдумывал его, спрашивал совета друзей и всех тех, компетентное мнение которых считал полезным. Когда проблема приобретала особую остроту, он советовался с Кимом Филби. Некоторые мои коллеги считали доказательством его слабости и трусости задержки при принятии Гаем решений. Они, вероятно, мерили его на свой аршин. Сами были трусливы и глуповаты в придачу и не могли понять, чего стоит Бёрджесс на самом деле, хотя без труда было видно, что он умен, энергичен, полон инициативы и всегда готов оказать помощь другу. Ради друзей Гай неоднократно рисковал своей жизнью.

Иной раз Центр пытался заставить меня встречаться с агентами чаще, чем это необходимо. Я говорил тогда Коровину.

— Давайте нам полезные, хорошо продуманные задания. Мы можем бегать на встречи с агентами хоть каждые полчаса, но чем чаще будем это делать, тем опаснее станет наша работа. Нам следует сводить встречи с агентами до минимума. Но если вы действительно хотите, чтобы я с ними встречался чаще, то, пожалуйста, стану назначать явки хоть дважды в день.

И, действительно, бывали такие обстоятельства, когда мне приходилось встречаться с Бёрджессом чуть ли не каждый день.

Мы придумали хитроумный способ получения от него информации, когда совершенно необходимо было поддерживать постоянную связь.

«Пол» набирал по телефону номер. У аппарата день и ночь дежурил наш сотрудник, которому Бёрджесс называл какой-нибудь условный номер и вешал трубку. Это означало, что в пределах часа мы должны встретиться в условленном месте. Коровин или я отправлялись туда и принимали от Гая устную информацию или документ.

Особо хочу остановиться на конференции, которая проходила в Лондоне с 20 апреля по 7 июня 1948 года, где присутствовали представители Франции, Англии, Соединенных Штатов и трех стран Бенилюкса. Эта конференция должна была выработать общую позицию в отношении Германии. В течение полутора месяцев мы знали все о переговорах, результатом которых стало превращение Западной Германии в Федеративную Республику, состоящую из автономных земель. По словам Бёрджесса — а я был согласен с его выводом — у Советского Союза должно в этой связи произойти серьезное столкновение с Западом. Об этом говорил хотя бы тот факт, что, не дожидаясь официального подтверждения образования ФРГ, «Правда» 8 апреля уже писала о «подлом заговоре с целью раздела Германии».

И действительно, осенью 1948 года во время происходившей в Лондоне второй конференции представителей Англии, Соединенных Штатов и стран Бенилюкса, где продолжалось обсуждение послевоенного устройства Европы, начиная с будущего Германии и кончая планом Маршалла, разразился скандал. Советский Союз не был приглашен на конференцию и рассматривал этот факт как недружественный шаг, направленный на срыв Потсдамского соглашения.

Из Москвы посыпался поток нот протеста. Молотов в своем кабинете метал громы и молнии и требовал свежей информации каждый день. И мы его ею снабжали. Узнав о том, что англичане и американцы спорят о будущем статусе Берлина, Молотов пришел в состояние сильнейшего возбуждения. Он хотел знать, каким образом они собираются решить этот вопрос.

Под каким-то предлогом английская и американская делегации прервали участие в работе конференции до следующего дня и немедленно бросились звонить по телефону своим правительствам. Молотов донимал МГБ, требуя информации:

— Делайте, что хотите, — бушевал он, — но я должен знать, о чем они говорят со своими шефами. И какие инструкции на дальнейшие действия дают им Лондон с Вашингтоном. Эта информация должна быть у меня на столе сегодня к шести часам вечера.

Произошла заминка. Оба правительства явно не могли договориться между собой. Нетерпение министра иностранных дел возрастало с каждой минутой.

Поздно вечером позвонил Бёрджесс и назвал условный номер. С ним встретился Коровин. Не знаю сути его сообщения, но Молотов получил шифрограмму намного раньше, чем англичане, которым пришлось ждать до следующего дня.

По настоянию Центра я передал Гаю Бёрджессу небольшую сумму, чтобы он мог купить машину. Я энергично протестовал против такого шага, но, по мнению нашего руководства, современная разведка должна пользоваться автомобилями для оперативной связи с агентами. Мне пришлось смириться с доводами, что на машине легче добираться до места встречи да и безопаснее разговаривать, сидя в автомобиле. Так что я дал деньги Бёрджессу. Гай сдал экзамен на получение водительских прав с завидной быстротой И отправился покупать машину на свой вкус.

— В следующий раз приеду на машине, — гордо заявил он мне.

Таки вышло. Проделав долгий и трудный путь до Актона, я остановился на тротуаре. Через несколько секунд появилась машина с Гаем за рулем. Он припарковался чуть поодаль и торопливо потащил меня полюбоваться своим приобретением. Денег, что я ему дал, не хватило на новую машину, и он подобрал подержанный «роллс-ройс», мощную двухместную модель с откидным верхом, оранжевого цвета.

Я с ужасом взглянул на нее, но попридержал язык. Мы решили проехаться и одновременно поговорить о делах. Машина была дряхлая: дверца чуть было не отвалилась, пока я ее отворял. Гигантский мотор занимал почти все пространство, и оба сиденья были тесно прижаты друг к другу.

Две последующие минуты показались мне самыми ужасными в жизни. Гай включил мотор, и «роллс» скакнул вперед, за несколько секунд набрав огромную скорость. Бёрджесс гнал машину как сумасшедший, не глядя ни направо, ни налево. Я прирос к сидению, вцепившись в него руками. Глаза полезли на лоб. Тело онемело.

Сколько прошло времени, сказать затрудняюсь, но вот мотор перестал реветь, и Гай потихоньку остановил машину у тротуара.

— Ну, как?

— Гай, вы всегда так водите машину? Проскакиваете перекрестки, не глядя, едут ли вам наперерез другие автомобили?