Ольга встала. И – решилась. Зря она, что ли, надела белый костюм?

– Тогда так! – начальственным тоном заявила она. – Звони в Питер и договаривайся. И держи меня в курсе!

Тимур расцвел, но, едва приготовился что-то сказать, как в кабинет зашла секретарша:

– Ольга Михайловна! Вот, из отдела кадров сказали вам передать.

Она положила на стол перед ней бумагу, на которой неровным почерком было крупно написано: «Заявление об уходе». И далее – «Я, Олег Горин, прошу уволить меня по собственному желанию в связи с переходом на другую работу»…

Ну, Надька, с досадой подумала Ольга, не успела дня поработать, а уже такие репрессии. Ничего, сегодня директор – она. Сегодня день мира, согласия и новых планов на жизнь.

– Горина – ко мне! – весело приказала она секретарше.

Петр Петрович Стрельников воспринял известие о его отъезде стойко.

– Надолго? – только и спросил верный незаменимый зам.

– Месяц, Петь, не меньше. – Сергей собрал в папку все расчеты и чертежи, необходимые для строительства детского дома.

– Но… – Стрельников хотел что-то сказать, но махнул рукой. – Ладно, справимся.

– А я и не сомневаюсь, что справитесь! Там я сейчас нужнее… – Сергей просмотрел бумаги – не забыл ли чего, и застегнул папку. – Юрка должен победить, иначе и браться не стоило.

Петр Петрович, который выслушал до этого подробный рассказ о друге детства Градове – отличном парне, решившем стать мэром, – кивнул:

– Победит. Детский дом хороший пиар-ход.

– Это не пиар-ход, – возмутился было Сергей, но понял – про рыжего Ваньку, про щели и трещины в несущих стенах детдома нет времени рассказывать. – Ладно, называй, как хочешь… Но Норильск возьми на себя.

– Уже! – усмехнулся Стрельников. – А куда деваться? Я же твоя правая рука!

– И левая тоже, Петь. – Сергей крепко пожал заму руку и вышел из кабинета.

На Стрельникова он полагался как на себя. А может, даже больше.

– Олег, вы уходите из-за Надежды Петровны? – мягко спросила его Барышева и еще мягче добавила: – Я прошу вас не торопиться!

– Надежда Петровна тут ни при чем. Это мое решение.

Чистую правду сказал – но Ольга Михайловна не поверила… Потому что глаза отвела и головой покачала – мол, сильный мужик, а женских капризов понять не можешь!

– Поймите, ей сейчас трудно, плохо. Она на взводе. Ей бывает больно от таких вещей, которых мы с вами просто не замечаем!

Он-то как раз замечал…

И понимал больше, чем другие. Но не говорить же Ольге Михайловне, что Надя его вчера не обидела. И уж тем более – не заставила написать это заявление.

Женщина с глазами его мамы – не может обидеть. Хотя… барыню она, конечно, вчера включила.

– Ольга Михайловна, – сказал Олег, – это мое решение. Я нашел работу по профессии.

Опять – не поверила. Ее белоснежный костюм делал ее эмоции очень прозрачными. Кривить душой в таком наряде немыслимо.

– Но… вы же, я слышала, профессиональный гонщик? – недоверчиво уточнила Ольга.

– Да. В большой спорт я уже не вернусь, а вот тренерская работа… – Олег не хотел этого говорить – но сказал. Может, на эту неожиданную откровенность его сподвиг все тот же белый костюм? Цвет невест, врачей и… лучшей подруги Нади. Он ей очень идет. – Меня позвали тренировать юношескую команду. Я ведь сам подростком гонять начинал, – улыбнулся он.

Ольга Михайловна явно расстроилась.

– Почему же вы здесь работали? – спросила она, но, спохватившись, добавила: – Впрочем, неважно, можете не отвечать.

– Нет, важно, – серьезно сказал Олег. Ему вдруг захотелось, чтобы Надя знала – он уволился не из-за ее прихоти, а по собственному желанию, по велению сердца. – Я отвечу, Ольга Михайловна. Я ушел из спорта после травмы позвоночника. Считалось, что я не буду даже ходить. Меня спас и фактически поставил на ноги мой одноклассник Дима Грозовский.

– Дима – ваш одноклассник?

– Да. Он помог мне с лечением, устроил в клинику. Но мне категорически запретили быструю езду. Из-за больших нагрузок на позвоночник. Тогда Дима взял меня в агентство простым водителем. А теперь… Я снова хочу ездить. По-настоящему, а не только от светофора до светофора!

Ольга Михайловна внимательно на него смотрела, пока он это говорил. А он слишком разгорячился под конец своего монолога – поэтому немного смутился. Просто очень уж счастливым и неожиданным стало для него предложение одного старого знакомого, сделанное вчера вечером.