Увы! Не воротятся, а если и воротятся, то найдут новое. К старому возврата нет. Красный дракон постарается слизать своим страшным языком и выжечь своими огненными глазами все — когда-то родное, милое, дорогое и никогда незабываемое.

Переезжаю паромом через реку Кубань. Вода хлюпает, ударяясь о борты баркасов парома, гоня его к другому берегу, к причалу среди роскошных верб. Приплыл паром к причалу. Слегка стукнувшись, остановился. Закрепили канатами и публика повалилась на берег.

Схожу и я и иду по дамбе, под густой сенью деревьев в приятной прохладе. Вот и дорога к Андреевской горе и «Волчьим Воротам» лежит, разрезав на две части плотную массу камышей. Из гущи камышей доносится перекличка плавневых птиц. «Карась, калась, лин, лин». Через дорогу, по пыли, бесконечные следы переползающих, довольно, крупных змей и черепах. Камыши расступаются и передо мною мощеная дамба, довольно пострадавшая от времени, ведет к «Волчьм Воротам». Переодолев подъем, выхожу на пространную равнину полей. Вдали к ст. Анастасиевской, видны большие облака дыма поднимающимся к небесам.

Как оказалось — саботаж. Неизвестными лицами были подожжены огромнейшие три скирды колхозной соломы. Невзирая на сильные поиски — виновных но нашли. Путь мой лежит через станицу Курчанскую. Эта станица, не особенно богатая в прошлом, теперь выглядит нищенкой. Кроме главной улицы, укатанной машинами, остальные улицы позаростали бурьяном и по ним нигде не видно следов: колес подвод и лошадинных копыт. Всюду беднота — нищета.

Почти от «Волчьих Ворот» и до Темрюка, дороги грунтовые и во время дождей почти непроходимые для машин. Гусеничные тракторы все время дежурит, вытягивая завязшие машины из грязи, пока не подсохнут дороги. Всюду голь — ни дерева, ни куста.

В г. Темрюке я был недолго и жил с большой предосторожностью, чтобы не привлечь на себя взоров усердных прислужников Советских коммунистических владык. Но и за короткое время я успел его распознать. Он не далеко ушел от того Темрюка 1918 года, когда в нем, по велению тогдашних заправил, я должен был быть расстрелянным, но благодаря добрым людям избежал этой участи и судьбе было угодно, чтобы я посетил его вновь.

Его окрестности: «Сады» и поселения по над лиманом /ул. Буденного/, пострадали от войны очень много. Чуть ли не все дома были разрушены и теперь обновлялись. Особых строительств в самом Темрюке не наблюдалось.

Колхозницы темрючанки себя чувствуют много лучше чем казачки в станичных колхозах. Они более активны в защите своих прав и сильнее дают отпор своему колхозному начальству. К ним столько но припираются, как к казачкам станичных колхозов. Они не считаются врагами, у советских социалистических заправили

Пробыв пару не ноль в окрестностях города Темрюка, у своего родственника, возвращаюсь к своему месту жительства. Слава Богу, все сошло благополучно. Мои друзья на вопрос энкаведистов ответили, что я, где то в станице работаю, а меня сразу уведомили телеграммой и я немедля вернулся. Продолжаю обживаться.

Пробую в общей массе советского народа затеряться, но это невозможно: не имея советской отшлифовки, я всюду кажусь белой вороной, а второе я должен быть на глазах у работников МВД.

Пробовал просить у них работу, — но дают и живи как хочешь. Но люди говорят: «свет не без добрых людей». Нашлись и здесь добрые люди. Снабдили кое чем из инструментов и я начал работать по столярному ремеслу, с чего и жил и присматривался к жизни в сов. «раю», или, как говорят советские люди, в «стране чудес».

Самое необходимое в моем ремесле: клей, краски, гвозди, даже в Краснодаре с трудом и не всегда можно было достать и приходилось идти на знаменитую советскую «толкучку». Очень многих инструментов и в Краснодаре нельзя было найти и приходилось все делать самому при помощи кузнецов, работающих на производстве.

Частных мастерских вообще нет. Торговых магазинов — лавок тоже нет. Все государственное или колхозное. В магазины товары привозились не аккуратно и когда привозились, то создавались огромные очереди. Так я однажды, в Краснодаре перед универсальным магазином видел очередь в 300–400 человек, стоящих за ситцем, который привозился очень редко.

Продавщицы, особенно в станицах, в магазинах и ларьках держат себя покровительствующе и, как будто бы, все зависит только от них, В большинстве, не честны. Всегда стараются на весах не довесить покупателю, чего бы то ни было: хлеб, масло, сахар и пр. и пр. Через них черным ходом, товары особенно мануфактура и готовое платье, уходит на «толкучку», или просто по рукам нуждающихся, но уже по высшей цене, нежели должны были продаться в магазинах.

Так и мне приходилось покупать сахар и другие предметы от перепродавцов «из-под полы». На главных местах в станице, имеются доски для объявлений, на которых все время виднеются объявления, зовущие граждан и гражданок вербоваться на хорошие работы, главным образом на восток — в Сибирь. Нередко простаки попадались на удочку в погоне за «длинными рублями», и через несколько месяцев возвращались «без штанов», как говорят, на свою родину — Кубань. Но на Кубани — Краснодарском крае, особенно в станицах, тоже не разгонишься и поэтому существует тяга /особенно/ молодежи обоего пола к городам и главным образом на строительные работы.