Такое циничное отношение к перевоплощению появилось у Константина после памятной встречи с одним бомжем, носившим громкую царскую фамилию Романов. Было это вскоре после бегства из больницы, когда не обзаведшийся документами Рощин перебирался с места на место в поисках человека, способного снабдить его паспортом.

Однажды поздним осенним вечером сошел он с поезда в очередном областном центре и едва не натолкнулся на полицейский патруль. Обряженные в новехонькую форму неприметного мышиного цвета, кургузые куртки из кожзаменителя и нелепые швейковские кепи, трое полицейских неспешно вышагивали по привокзальной площади, выискивая наметанными взглядами потенциальных жертв. Не желая рисковать ни подаренными Вадиком деньгами, ни свободой, ни просто здоровьем, Константин смешался с толпой и двинулся в обратном направлении.

Затылком он почувствовал, что полицейские его таки приметили и теперь двигаются следом, перестав травить анекдоты. Было непонятно, что привлекло их внимание: подозрительная внешность Константина или запах долларовых купюр, хранящихся у него во внутреннем кармане. О, нюх на чужое бабло развит у легавых лучше, чем у их четвероногих друзей!

Ускорив шаг, Константин несколько раз резко сменил направление движения, а затем нырнул за угол продуктового магазинчика. Это был ошибочный маневр. Он оказался в тупике. Путь дальше преграждал высокий дощатый забор, за которым угадывалась строительная площадка. Чувствуя себя затравленным зверем, Константин метнулся обратно, но за углом, всего в нескольких шагах от него, раздались мужские голоса.

– Говорю вам, мужики, он, кажись, сюда свернул.

– Да нет, к остановке рванул.

– Нет сюда.

– Кончайте базар. Идем глянем.

Константин попятился. Это были те трое. До их появления оставались считаные секунды. В два прыжка Константин достиг забора, птицей взлетел на него и, не теряя времени, перевалился на другую сторону.

Падение длилось значительно дольше, чем он ожидал. Пролетев в темноте несколько метров, он упал на влажную землю, ударившись затылком о что-то твердое. Перед глазами вспыхнула россыпь искр, и окружающий мир исчез для Константина. А раз исчез для него, то исчез и вовсе, только никто, кроме него, этого не заметил.

…Очнувшись, он некоторое время лежал без движения, прислушиваясь. Полицейских рядом не было. Слева от Константина раздавался монотонный перестук капель, справа его обдавало теплом. Откуда оно идет, если он упал на дно котлована?

Константин открыл глаза. Закопченный каменный свод и стены без окон свидетельствовали о том, что он находится не где-нибудь, а в подвальном помещении. Тепло шло от костерка, разведенного в заляпанном цементом корыте. В мерцании языков пламени Константин увидел бомжа, сидевшего у костра. Лицо и голова его казались облепленными клочьями паутины, однако на самом деле это были просто пегие, свалявшиеся волосы. Заурядный нос картошкой, испачканный сажей лоб и неожиданно ясные глаза завершали портрет бомжа, которому было лет пятьдесят или около того. Молодежные кроссовки и джинсы смотрелись на нем странновато, зато немнущийся кримпленовый пиджак старомодного покроя был в самый раз. Устроившись возле разведенного костерка, бомж на нем пек яблоки, насаженные на электрод.

– Где мы? – спросил Константин хрипло.

– В жопе, – просто ответил бомж.

Надо полагать, это была шутка, в которой, как это частенько бывает, имелась доля правды. Одежда на Константине была перепачкана, обувь облеплена глиной, лицо и руки в крови. Тот еще типчик! Стоит появиться в таком виде на улице – и мигом загремишь туда, откуда с таким трудом вырвался. Никакие деньги не помогут.

Деньги… Деньги?! Спохватившись, Константин запустил руку под куртку и с облегчением нащупал там заветную пачку баксов.

– А где остальные? – спросил он, продолжая лежать на чем-то мягком.

– Ты о ком? – удивился бомж.

– О дружках твоих, – пояснил Константин. – Не один же ты живешь? Как-то тихо тут у тебя.

– Ты думал, тебя с оркестром встречать будут?

– С оркестром, как я понимаю, провожают. Но лично я похоронного марша пока не слышал. Значит, живой.

– Живой, – подтвердил бомж. – Но еще немного, и на арматуру напоролся бы. Повезло тебе.

– Это ты меня сюда приволок?

– Ну, я. Не помнишь, что ли? Здорово же ты нализался…

– Я не пил, – возразил Константин. – От мусоров удирал.

– Да, им лучше не попадаться, – согласился бомж. – Хуже разбойников с большой дороги. Поймают, обдерут как липку да еще звиздюлей навешают… Яблочко хочешь?

– Давай.

Константин сел, поймал брошенное яблоко, откусил и, морщась от горячей мякоти, стал осматривать подвал, освещенный почти бездымным трескучим пламенем. Костер полыхал под дырой в бетонных плитах, черной, как окаймляющие ее пятна сажи. Пол был тоже бетонный, захламленный по краям, зато дочиста выметенный в центре. Всевозможная кухонная утварь была аккуратно расставлена на застеленных клеенкой ящиках, тряпье висело на протянутой через подвал проволоке, имелась в подвале вполне приличная гитара, стопка книг и даже магнитофон с вывалившимся динамиком. Владелец всего этого добра восседал на ярком надувном матраце, а ложем Константину служил кусок поролона, сыроватого, но относительно чистого и мягкого. Устроившись поудобнее, он повертел в пальцах черенок от яблока и сказал:

– Странный ты какой-то мужик. Вместо того чтобы обобрать, к себе притащил, яблоками кормишь… Ангел-хранитель прямо.

– Ну это вряд ли, – откликнулся бомж. – Был бы я ангелом, у меня бы башка не чесалась, а так чешется за милую душу. – В подтверждение своих слов он поскреб макушку. – Логично?

– С логикой у меня сейчас не очень, – признался Константин.

– У меня тоже, и не только сейчас. Скорее всего, я сумасшедший, но не буйный, так что опасности для окружающих не представляю. Правда, фамилия подкачала. Если человек утверждает, что он сумасшедший, а потом представляется Романовым, да еще Николаем, то неизбежно подозрение, что он страдает манией величия. Но я действительно Романов. Его сиятельством не обзывать, ниц не падать, обращаться по имени и на «ты».