Анаис снова прикусила губу, силясь не потерять самообладание.

– Он валяется с тобой в траве? Любуется ли звездами, доверяя свои мечты? Сгорает ли от желания прильнуть к тебе, поцеловать, провести пальцами по твоим грудям, которые так дразнят его под рубашкой, – той самой рубашкой, которую он возьмет домой, аромат которой будет вдыхать и, боже праведный, в которой он уснет, чтобы быть как можно ближе к тебе?..

Его губы легонько, совсем чуть-чуть коснулись уголка уст Анаис, которые тут же инстинктивно приоткрылись.

– Я говорю о рубашке, которую он не смог бы отдать потом в стирку, – прошептал Линдсей. – Поэтому он спрятал бы ее и взял с собой в Кембридж, чтобы каждую ночь доставать ее и вдыхать твой аромат, боясь, что однажды может не почувствовать твой запах, оставшийся на льне…

Отпустив уздечку, Линдсей медленно снял с Анаис капюшон, освобождая золотистые локоны. Затрепетав, прикрытые веки Анаис распахнулись, и она встретилась с его проницательным взглядом.

– Он когда-нибудь мечтал о том, чтобы твой аромат сохранился на его теле вместо этой рубашки? Потому что, – клянусь тебе, Анаис! – я отдал бы душу за то, чтобы ты обволакивала меня, покрывая мою плоть своим ароматом. Я мечтал об этом каждую ночь. Я все еще мечтаю об этом.

Негромкое ржание приближающихся лошадей заставило Анаис отпрянуть от Линдсея. Слушая его пылкое признание, она боялась, что сердце не выдержит и перестанет биться. Анаис чувствовала, что задыхается, пытаясь освободиться из любовной паутины, сотканной вокруг нее тем, о ком мечтала всю свою жизнь.

– Я сделаю все, все, что угодно, чтобы вернуть тебя. Только скажи, что я должен сделать, кем я должен быть…

– Анаис? – вдруг совсем рядом раздался изумленный голос.

Ее взгляд метнулся от Линдсея к просвету между деревьями, туда, где осаживал свою лошадь Гарретт. Спустя несколько секунд из леса показался Уоллингфорд, остановивший коня рядом с Гарреттом.

– Добрый вечер, – насмешливо растягивая слова, произнес Уоллингфорд. – Великолепная ночь для прогулки верхом, не так ли? Лично я не смог противиться этому искушению. И разумеется, не мог не вытащить сюда старика Броутона!

Гарретт явно не слушал болтовню Уоллингфорда. Все его внимание было сосредоточенно исключительно на Анаис, и она чувствовала себя виноватой, словно ребенок, застигнутый гувернанткой за воровством конфет. Неужели она должна была чувствовать себя провинившейся? В конце концов, она просто выбралась на прогулку верхом. И все-таки ей было очень стыдно.

– Разве тебе можно ездить верхом? – потрясенно выпалил Гарретт. – Это не представляет опасности? Мой брат разрешил тебе делать подобные вещи?

– Я в порядке, – ответила Анаис, чувствуя, как кровь стремительно приливает к щекам. Смущение только усилилось, стоило увидеть, как испытующий взгляд Линдсея мечется из стороны в сторону, внимательно изучая ее и Гарретта.

– Тебе не стоит ездить верхом в таком состоянии.

– Не стоит? – огрызнулась Анаис, разозленная его обличительным тоном.

Гарретт открыл было рот, намереваясь что-то сказать, и Анаис испугалась: в таком состоянии он мог сболтнуть лишнего и выдать ее секрет. Но в следующее мгновение Гарретт твердо сжал губы, и его взгляд устремился от Анаис к Линдсею. Соперник стоял слишком близко к ней, что не оставляло простора воображению: ситуация была однозначной.

– Что ж, наслаждайся своей поездкой. Я лишь надеюсь, что такая чрезмерная активность этим вечером не изменит твоих планов поужинать со мной в пятницу.

– Гарретт…

– Всего хорошего, – пробормотал он и, развернув свою лошадь, понесся вниз по дорожке.

Кивнув на прощание, Уоллингфорд сорвался галопом за другом.

Гарретт и Уоллингфорд стремительно унеслись вперед, накидки раздувались за их спинами. Посмотрев им вслед, Анаис прерывисто выдохнула:

– Проводи меня домой.

– Почему ты не можешь признать то, что я вижу в твоих глазах, Анаис?

– Я ведь уже говорила, что людям свойственно меняться. Я изменилась.

– А вместе с тобой изменились и твои потребности? Твои желания? Не отрицай того, что ты чувствуешь. Я вижу страстное желание в твоих глазах – то же самое желание, что ты ощущала, когда я сделал тебя своей в конюшне. В этих глазах – чувственный голод. Сладостное томление.

Она знала, что так и есть. Знала, что не может этого скрыть, поэтому посильнее пришпорила Леди и во весь опор понеслась к конюшне, пытаясь опередить своего спутника – мужчину, которого никак не могла оставить позади, в прошлом. Он был не тем, кто нужен в ее жизни. Выбор в его пользу был бы ошибкой. И все же она не могла думать ни о чем другом, кроме как о желании ощутить его глубоко внутри своего тела. Даже при том, что Анаис ненавидела себя за боль, которую невольно причиняла Гарретту, она не могла противиться желанию оказаться в объятиях Линдсея.