— Мэм, — осторожно сказал искатель приключений, — может быть, вы расскажете мне все внизу? Он там занят…

— Ах, он еще и занят? — голос миссис Гейзер предвещал бурю самым недвусмысленным образом. — Ну, сейчас он увидит на небе звезды! Эй, вы, бабуля!

— Что случилось, миссис Гейзер? — выглянула та, для предосторожности не показываясь целиком.

— Уехал! — коротко ответила та. — Представляете, уехал! Даже записки не оставил!

— Куда уехал? — испугалась миссис Буддл и выбралась в коридор. — Надолго?

— Мне, — в это слово миссис Гейзер вложила все, — он не доложился!

— На что это вы намекаете? — бабуля Буддл тоже подбоченилась.

— Это я намекаю? — взвилась миссис Гейзер.

— Не я же!

— Это я намекаю? — не успокаивалась миссис Гейзер

— Не я же!

— Подождите вы, Летиция, — сказала вдруг миссис Буддл. — Может, вернется?

— Вернется?! — еще хуже завопила миссис Гейзер. — Вернется он, как же!

Она схватила бабулю за плечи и подтолкнула к номеру пятому. Дверь пятого не была даже заперта. Д.Э., которого миссис Гейзер приволокла за шиворот, заглянул внутрь. В комнате было пусто. Ни стола с часовым станком, похожего на столик для швейной машинки, ни лампы, ни стула с вонючей жилеткой на спинке.

— Думаете, это все? — хозяйка повернула бабулю к себе лицом. — Нет, дорогая, это еще цветочки! Вот!

Фотографии отличались только тем, что на одной миссис Гейзер, под руку с Флинтом в воскресном сюртуке, выходила из лютеранской церкви — одновременно сидя в кресле в ателье. В толпе праздничных прихожан выделялась только миссис Буддл с перекошенным лицом. Именно эта гримаса была гордостью Козебродски, который — помните? — как-то ухитрился щелкнуть бабулю возле уборной. А на второй уже бабуля, едина в двух лицах, сияя, как медная сковорода, выходила под руку с женихом — из католической церкви на Мейн-стрит. Лицо миссис Гейзер, прекрасно заметное в толпе, выражало ужас и отвращение. (Жилетная пуговица Козебродски очень удачно застала ее обнаружившей на обеденном столе таракана). Свадебные гости на обеих карточках были не просто одинаковыми. Это были одни и те же гости.

Дверь номера четвертого распахнулась.

— Послушайте, — настаивала жена председателя городского совета, — я вас не тороплю. День, два, даже неделю могу подождать. Я ведь прекрасно понимаю, что имею дело с тонкими сферами. Может быть, у вас будет более удачный день, а? Давайте, мой дорогой, я зайду во вторник? Да? Что вы скажете насчет вторника?

— Во вторник-во вторник! — нехорошо усмехнулась миссис Гейзер. — Шарлотта, вас только нам и не хватало. Взгляните.

Молчание длилось гораздо дольше того времени, которое требуется даме средних лет, чтобы рассмотреть две фотографии.

— Но если бы это было все! — миссис Гейзер усмехнулась еще более нехорошо, и триумфально развернулась к компаньонам. — Знаете, Шарлотта, кто на самом деле эта парочка?

Она выдержала театральную паузу, достала из кармана платья мятый листок, расправила и помахала им в воздухе.

— Джулия Дей! Та самая Джулия Дей из Сан-Франциско!

Д.Э. Саммерс ухватился за карман брюк. В доме воцарилась тишина. Только канарейка в лавке продавца птиц продолжала тенькать.

— Мне сразу показалось, что что-то здесь не так, — медленно и страшно проговорила жена председатель городского совета. — Моя интуиция еще ни разу меня не подводила. Ну, ничего, я этого так не оставлю! Я этого так не оставлю!

Дамы вопили теперь уже в три глот… то есть, конечно, лица.

М.Р. был бледен.

— Так, — сказал Джейк, — ясно. Делаем ноги, только тихо.

Но тихо сделать ноги не получилось: дверь третьего номера открылась во второй раз. Миссис Макферсон перестала кричать. В дверях, бледная и несчастная, стояла барышня на выданье. Она все слышала и в руках у нее была газета.

— Сэр, — аж застонал Дюк, — мне конец!

И точно.

— Мисс Буддл, вы что, успокойтесь! — увещевал Д.Э., пытаясь удержать поэтическую барышню от смертоубийства.

— Не лапай, свинья! — огрызалась та, лягаясь и пытаясь добраться растопыренными ногтями не до одного, так до другого. — Или он на мне женится или живым не уйдет!

— Я вот ему женюсь, голодранцу! — бабуля отдирала внучку от компаньонов. — Чтобы духу этого паршивца рядом с тобой не было!

— Дюк, да уйди же ты, черт, уйди, не видишь, ты ее злишь!

— Не могу я! — орал М.Р. с расцарапанной физиономией. — Я объясню! Я все объясню, мисс Буддл!

— Ах, уже «мисс Буддл»! — совсем озверела белокурая поэтесса. — А где же «дорогая Агнессс»? Где она? Где?

На каждое «где» приходился удар газетой по физиономии Д.Э Саммерса. Джейк выдирал газету из рук барышни на выданье, барышня газету не отдавал, в результате газета, смятая, как для уборной, оказалась зверски разодрана на несколько частей, мисс Буддл потеряла к ней интерес и сосредоточилась на самом Д.Э.

— Агнесс! — страшным голосом осадила ее миссис Гейзер. — Опомнитесь, девочка!

Старшие дамы приняли подобающий вид и посмотрели на младшую. Джейк выпустил запястья мисс Буддл, которые для безопасности держал разведенными в стороны и поднятыми кверху — как если бы барышня объявляла капитуляцию. Физиономия, шея и руки у него были исцарапаны так, как будто кошку в тазу вымыть пытался. Мисс Будлл рыдала.