Маллоу М. Р.
Шрифт:
Двое джентльменов оценили настоящую жизнь во всей своей красе и повернулись опять к философу.
– И вам она нравится? — поинтересовался Джейк. Незнакомец снова рассмеялся.
– Нравится? Это бессмысленное слово. Законам мироздания безразлично, нравятся они нам или нет. Они просто существуют.
Д.Э. страшно хотелось возразить, но он не мог придумать, как.
– Слушайте, — произнес вдруг Дюк, — а что же ваши стихи? Ну хорошо, они не стали известны, но зачем-то вы их писали? Хотели что-то сказать или что-то спросить, ведь так?
– Я был грешен тщеславием, — улыбка философа потеряла толику веселости.
– Ну, не знаю, — нерешительно сказал М.Р. — Всегда думал, что стихи пишут, как бы это сказать, по зову сердца. И потом, их ведь напечатали? Значит, кому-то они уже понравились.
– Ну, этого было недостаточно! — незнакомец расхохотался. — Сначала я жаждал вознестись на вершины славы, затмить собой солнце, покорить умы человечества и тому подобный треск. А потом понял одну штуку. Даже стань я знаменит как Сьюкинсон, как Блейк, как Лонгфелло, даже как Байрон — для меня ничего бы не изменилось.
– Кто это — Сьюкинсон? — спросил Дюк.
– Очень известная персона в том городе, где я имел несчастье родиться. Это неважно, морячок. Важно, что все суета: слава, деньги, твои собственные мысли…
– Слава — вещь неплохая, — заметил Джейк. — Почему бы и не мечтать о ней? Что в этом такого?
– Слава — вещь бессмысленная, — парировал незнакомец. — Она ничего не дает ни нашему уму, ни нашему
сердцу.
– А деньги? — Джейк откусил заусенец на большом пальце. — На деньги можно много всякого интересного сделать.
– Да, много всякой чепухи можно сделать на деньги, — парировал незнакомец.
– А что, — не отставал Д.Э., - больше вы ни о чем не мечтали? Только об этом?
– Что ты меня все время перебиваешь, болтливый морячок? — незнакомец насмешливо дернул бородкой. — Об этом ведь и речь: подступись к любой мечте, поверти ее в руках, рассмотри как следует, и ты увидишь…
– Что все не имеет никакого смысла, — заключил Джейк.
Когда по улице покойника везут, Ты думаешь, увы, и мне придет капут Укроют саваном и глубоко зароют, И стану я червям едою и норою.– Вот именно, — улыбаясь, подтвердил незнакомец.
Съедят и выплюнут мое они нутро.
Искатель приключений сделал скорбно-зловещее лицо, выразительно продемонстрировав, как пожирает и выплевывает чей-то труп. М.Р. тут же последовал его примеру и оба замогильно закончили:
И станут шастать взад-вперед — хо-хо, хо-хо, хо-хо!
Незнакомец хранил свою философскую улыбку.
– Знаете, сэр, — Д.Э. встал, засунул было руки в карманы, но покачнулся под скрип переборки и был вынужден принять менее независимый вид, — у нас тут небольшое дельце, так что…
– Понимаю, морячок, — усмехнулся неизвестный. — Не бойся, я не спешу.
Он поудобнее устроился на койке Д.Э., прислонившись спиной к стене.
М.Р., вставший рядом с компаньоном, прочистил горло.
– Мда, — сказал он. — Кхм. Ага.
И двое джентльменов торопливо покинули кубрик.
– Черт, холодно, — Джейк потер перчаткой покрасневший нос.
– Ага, — сказал компаньон, пряча лицо в шарф по самые глаза.
«Матильда» лавировала между льдами. У носа судна желтела, пенясь, вода.
– В Африке, — Дюк закашлялся, — в Африке я буду целыми днями лежать на солнце. Буду есть фрукты и морских гадов. Компаньон, ты как, любишь морских гадов?
– Я все люблю.
Д.Э. представил кусок жаркого так отчетливо, что потекли слюни.
– Ты мне такого не говори, — пригрозил он. — Рано еще.
– Сегодня девятое февраля, — дыша паром, проговорил М.Р. — Интересно, долго мы еще здесь пробудем?
Когда искатели приключений вернулись в кубрик, первым, что они увидели, был зад Коуэна. Матрос трясся, зарывшись лицом в подушку на койке Джейка и ударяя по матрасу кулаком. Рядом невозмутимо улыбался лысый незнакомец.
– Пойми, морячок, — услышали они, подойдя поближе, — законам мироздания наплевать. Ты представляешь из себя всего лишь один из бесчисленного множества организмов, которые едят, пьют, не приносят ни особенной пользы, ни особенного вреда, и легко заменяются другим таким же организмом в случае смерти. Ты всего лишь песчинка в океане.
– Ты что говоришь, — пробормотал матрос, поднимая красное, распухшее лицо, — ты что говоришь такое?
Лысый похлопал его по плечу.
– Штука, друг, в том, что это не так уж важно, — задушевно сообщил он. — Мертвому тебе будет все равно.