Пришли домой — и давай друг к другу бегать, все обсуждать. И так возмущались, так возмущались. Говорят, у В. М. и так денег мало — это все знают. Вот и попросили меня позвонить. Хотя и боялись чего-то. Может, что на них подумают? Но не промолчали. Так что вы уж сделайте что-нибудь…

— Сделаю, сделаю. Спасибо большое.

Значит, все-таки мои… Леля. Папа Лели на инвалидности. Зарабатывает на жизнь мать. Оба — активные участники классной жизни: спектаклей, походов. Неприятно их расстраивать. Надо как-то тактично сказать…

Одна радость, что деньги нашлись так легко. И паспорт этот многострадальный. Если, конечно, его не выбросили для конспирации.

Звоню Лелиной маме.

— Ольга Владимировна! У нас произошел очень неприятный случай. У В. М. пропал кошелек. Говорят, его видели у Лели. Поговорите с дочкой, только осторожно и без лишней нервозности. Не думаю, что вам стоит делать из ситуации далеко идущие выводы. Единичные случаи детского воровства — это, в общем-то, явление в пределах нормы. Если отреагировать быстро и правильно, то пройдет и забудется. Главное, чтобы кошелек вернулся к хозяину. Я не думаю, что в Лелином случае стоит выносить происшествие на общественное обсуждение. Полагаю, вы сами прекрасно с этим разберетесь.

Лелина мама встревожена, но демонстрирует полное понимание. Вот и ладно…

Воскресенье

Лелина мама перезвонила.

— Кошелек нашли. Паспорт на месте. Истраченные деньги возместили. Завтра все вернется к В. М., не беспокойтесь.

Хорошие люди — Лелины родители. Значит, и правда доживаем до понедельника.

Понедельник

В понедельник В. М. забежал сообщить мне, что все утряслось. Радости особой он при этом не испытывал: три года учил Лелю на скрипочке играть — и вот тебе результат воздействия святого искусства! Я попыталась сказать ему какие-то слова — мол, бывает, не надо абсолютизировать. Но, видно, он переживал не столько потерю денег, сколько унижение. Надеюсь, это как-нибудь заживет.

А в общем понедельник нормально прошел. Как обычный понедельник…

На выходе из школы меня поджидает Лелин папа, говорит медленно и членораздельно:

— Мы вернули кошелек, (нажим на слове «вернули»), но мне бы хотелось посмотреть в лицо родителям этой девочки — Наташи, которая так ловко «провела» расследование!

— Что такое? В чем дело? — я уже расслабилась и не сразу понимаю, о чем речь.

— Вы думаете, кошелек стащила Леля? Вовсе нет! Она мне все рассказала! Это Наташа его стащила. А Леле на хранение отдала, чтобы следы замести! И еще все шутила: давайте паспорт выкинем, чтобы никто ни о чем не догадался!

Господи Боже мой! Наташка? Вот ведь противная девчонка! Недаром у меня в последнее время с ней столько неприятностей: опаздывает, домашнее задание не сделает — и врет! Но это не для Лелиного папы. Для Лелиного папы вопрос:

— А Леля-то, Леля зачем взяла кошелек?

— Как зачем? Вы же знаете: у нее с ребятами сложные отношения. Ей хочется, чтобы девочки с ней дружили. А это — такое доверие! Общая тайна! И они ведь, девчонки эти — Наташка и другая какая-то — еще ей говорили: «Ты возьми и подержи у себя, пока нам деньги не понадобятся! А мы с тобой дружить будем, секреты всякие рассказывать». Так вот, я хочу в лицо этим родителям посмотреть, папе этой Наташи… Это как же они дочь воспитывают, что она готова другого заложить?

В лицо своему папе Наташка, может, тоже хочет посмотреть, но ей — как и вам, дорогой — это в ближайшем будущем не удастся (я отчего-то сильно раздражаюсь), потому как этот папа от ее мамы три месяца назад ушел. И вот Наташка дома плачет, не учится, плохо спит, а потом опаздывает и обманывает, что кот тетрадки описал.

— Не думаю, что сейчас нужно устраивать очные ставки между родителями. Завтра я поговорю с обеими девочками.

И кто это придумал, что нужно дожить только до понедельника?

Вторник

И как я только дотерпела до конца урока? Давно не испытывала такой злости.

— Прошу всех погулять в коридоре. Леля и Наташа! Мне надо с вами поговорить.

Сели. Они рядом. Я напротив.

— Я вас слушаю!

Технике допросов меня не учили. Но, наверное, это делается именно так: наехать, навалиться всем своим существом, эдак сверху вниз, смотреть неотвратимо, пронзительно…

— А что, что вы слушаете?

Это Наташка.

— Слушаю историю о том, как Наташа отдала на хранение Леле чужой кошелек.

— Я так и знала! Я так и знала!

И сразу в слезы. Это ее обычная реакция в последнее время.

— Что ты знала?

— Что вы не поверите! Не надо было мне ничего говорить! Но В. М. было жалко! У него и так денег нет!

Это все — сквозь ужасные рыдания. Значит, не Наташка?

— Леля?!

Пауза.

— Я тебя слушаю.

— Я не брала… (Наташка начинает рыдать еще сильнее.)

— Леля?!