— Марина, тебе не приходило в голову, что мы едва были знакомы, а ты уже въехала в мою жизнь на танке? Не спросив, готов ли я жить с кем бы то ни было под одной крышей.

— Да кто знал, что ты не готов! Знаешь, что Денис сказал, когда я уходила?

— Меня это несильно интересует.

— «Никто не отказывается от солнца».

— Марина, солнце, желание жить вместе приходит естественно, а не так: вот она я, вся такая влюбленная и беспомощная, бери! Оно складывается из мелочей, которые потихоньку входят в сердце и остаются там!

— То-о-о-онио!!!

— Ноэль, я больше не могу здесь. Я хочу тишины!

— Сто раз я тебе говорил, что надо снять квартиру!

— Делай что хочешь, только забери меня отсюда!

Накатило в который раз: нет сил — здесь. Нельзя, никогда нельзя жить в чужом доме! От «Тоооонио!!!» взрывается мозг, осьминогов жевать осточертело, поздно не придешь, долго по телефону не поговоришь, перчатки на стуле не оставишь, пылесос стал личным врагом. А еще — алексы ходят, да и вся жизнь на виду, как на ладони твоя жизнь. На ладони у Ноэлевой матери, которая называет себя твоей подругой, и в этом есть что-то нечестное.

Все осталось: отец Ноэля, целующий мадам Дель Анна в висок, и ее восхищенный взгляд ему вслед, и сожаление, что у тебя в доме такого никогда не было, отец называет мать придурком.

И в то же время — будто ты о чем-то догадываешься, ты только нащупываешь эту правду: отец Ноэля-то сожрал жизнь своей жены, сделал детей, посадил ее дома, а она ведь учиться хотела, и работу ей предлагали переводчиком с итальянского на французский в Европарламенте, сессиями. Отказалась — муж вечером придет домой, а ее нет, она в Брюсселе, переводит. Да он вмиг разведется! И дети. Детей няне не отдашь, испортит. И она осталась тут, затворница добровольная, растила двоих, мальчика и девочку, все развлечения — с подругой Франческой посудачить да с сестрой Сесилией. А еще она в двадцать пять лет сделала операцию, чтоб не беременеть: хватит и этих, не предохраняться же теперь полжизни. Муж от этого выиграл, а она? Если с ним не сложилось бы, другому-то она родить не смогла б. У всякой идиллии своя подноготная. Один душит, другой благодарно хрипит — вот это она и есть, идиллия.

Марина перебегает улицу: пока Ноэль развернется, могут место перехватить. Горбатый «ситроен» тормозит, Марина разводит руками: опоздал, старичок.

Ноэль захлопывает дверцу.

— Как говорят, если нашел свободное место, тебе сегодня изменят.

— Эти ваши французские приметы что-то не сбываются.

— Сбудутся когда-нибудь…

Они идут по улице Pierre Charron, сейчас слева окажется обувной бутик, Ноэль прилипнет к стеклу, рассматривая дорогие ботинки. Как обычно. Потом — «Лядюрэ», мороженое в высоких фужерах, разговоры об одном и том же.

— Мне тут позвонил Кристоф, бывший клиент. Такая… помесь твоего мужа с твоей подругой Аней. Как она, умеет близко быть, но дистанцию держит вроде Дениса. Я рассказал ему про тебя, он готов встретиться. Мой ровесник.

— Ну… можно.

— У него двадцатилетняя подружка, но жена смотрит на это сквозь пальцы.

— Встречаемся с подружкой или с женой?

— Ты не поняла. Это тот мужчина, что тебе нужен.

Да. Вот и такое услышала. Сжала губы.

— Да никуда я не денусь, что ты пугаешься. Но тебе же иного в постели надо. Думаешь, не понимаю?

Отвернулась. Ноэль обнял за плечи, стиснул. Шли по Елисейским. Это сбивало с толку: его обычный мягкий взгляд. Как будто он и вправду желал добра.

— А тебе, выходит, все равно?

— Мне не все равно. Но что такое любовь? Когда интересы другого важнее своих. У людей любовь проявляется в эгоистическом «не трогайте мое». А я даю тебе свободу. И пытаюсь дать радость.

— Радостью для меня было бы «я тебя никому не отдам».

— Ты не вещь, чтобы тебя отдавать или нет.

Как бы и прав. Но почему ее рука, что держит его ладонь, — будто бы пуста? И от этой пустоты, и от его теплоты в глазах — тоска.

Распахнул бледно-зеленую дверь с темными стеклами. Подошли к стойке:

— Я заказывал столик на имя Ноэль. Ноэль, как праздник.

Она ответила! Айко Аоки ответила! Марина кричит в трубку:

— Ей понравились «Приключения Марго»! Ноэль, у нее мама-то — француженка! Айко то в Токио, то в Париже!

Ноэль в не меньшем восторге, чем Марина.

— Я тебе говорил! Говорил! А ты ей писать не хотела!

— Я Кунихико Икухара не хотела…

— И ему напишешь! Прямо сегодня!

Да, здесь Ноэль неподражаем. После Корто особенно впечатляет. Кстати, Корто запропал. Может, и правда пражская пани без дитяти оказалась?

Айко написала, что ее дед несколько лет назад в России побывал. Он мэтр японской кухни, давал мастер-класс. «Похоже, в Москве много японских ресторанов?»