— Ты не ответил! Что-то случилось?

— Да ничего особенного… кроме того… что мне почему-то сегодня с самого утра захотелось тебя увидеть… Вот я и пришел…

У Нины от этих его слов чуть не подогнулись колени, но она тут же взяла себя в руки. Скорее всего, это ничего особенного не означает. Может быть, Алексеев захотел просто поболтать с ней о Маришке или еще раз поклясться в том, что он не имеет никакого отношения к пропаже монеты. Она, Нина, правда, и так почему-то твердо верит в его невиновность. Она по-прежнему очень на многое для него готова, хотя рассчитывать может, похоже, только на дружбу.

— Ну… тогда идем, что ли… — пробормотала она и первой пошла по направлению к школе. Алексеев ее тут же догнал, сделав всего пару больших шагов. Сначала они напряженно молчали, а потом все же разговорились и принялись болтать ни о чем и обо всем сразу, как тогда, в первый раз, когда он провожал ее из школы домой. Но разница все же была. Тогда Нина очень старалась понравиться Мите, а сегодня она была просто собой.

В рекреацию перед кабинетом математики, где должен был состояться первый урок, они вошли вместе с улыбками на лицах, что тут же было зафиксировано компанией Селиванова, которая кучковалась на одном из широких подоконников. Нина тут же отметила потемневшее лицо Верховцевой, но словесно первым прореагировал, конечно, Валерка:

— Нет, вы посмотрите на них! Парочкой пришли! Нинка! Ты кому улыбаешься? Он же вор!

Алексеев кинулся к нему, схватил за толстовку и прорычал:

— А вот за это можно и ответить!

— Я отвечу за что хочешь! Ты ответь, где коллекционная монета! — ответно выкрикнул Селиванов и резко отбросил от себя руки Алексеева. Они стояли друг против друга, рослые, сильные, злые, готовые броситься в самую отчаянную драку. С двух сторон к парням подскочили подруги, Ира Михеева и Нина, а потом и Вишняков с Рощиным.

— Валерка! Кончай! — крикнул Вишняков. — Вы сейчас подеретесь, и нам опять дискотеку в честь Восьмого марта отменят! О других-то надо думать хоть чуть-чуть!

— Вам бы только танцульки! — сквозь зубы процедил Селиванов. — Вам плевать, что такие люди, как Алексеев, делают, что хотят, и при этом ходят безнаказанными. Вчера… условно, конечно, говоря, он украл коллекцию в школе, сегодня — монету у Ивана Никитича, завтра он, Тоха, обворует тебя, и ты сам тут же полезешь в драку, позабыв про дискотеку! Разве не так?!

Алексеев опять дернулся, но его уже крепко держали за руки несколько одноклассников, и он только смог выкрикнуть:

— А ты, наверно, считаешь себя борцом за справедливость, да?!

— Да! Я борец! И не вижу в этом ничего плохого! Должен же хоть кто-то бороться со злом! — ответно проревел Селиванов.

— А зло — это я, да?!

Нина не дала Селиванову ответить. Она встала между ними и громко сказала:

— Ребята, прекратите! Я хочу рассказать… Прости, Митя, но это надо сделать… — И не глядя на Алексеева, который продолжал рваться из рук одноклассников, Кирьянова продолжила: — В общем, он действительно продал коллекцию минералов, принадлежащую их учителю географии, но… Понимаете, Виктор Эдуардович, он Митю простил, потому что деньги пошли на благое дело…

— Какое благое дело можно сделать на ворованные деньги?! — продолжал возмущаться Селиванов.

— Я расскажу…

— Не надо, Нина! — крикнул Алексеев. — Им это не нужно! Они все равно не поймут!

— Они, мои одноклассники, вовсе не такие плохие, как тебе кажется! Ты же видишь, как они меня защищают! Я, честно говоря, этому сама удивлена… Как-то несерьезно к ним относилась раньше… Ну… учимся вместе, и только… А оказалось, они самые настоящие друзья и есть! И они смогут понять все, что касается Маришки!

— Что-то наши с ней одноклассники не очень понимают! Где они все сейчас?! Я один к ней хожу! Так и твои! Чужое горе никого не волнует!

— Ну, тебя-то ведь волнует… Думаю, ты не один способен болеть за других.

И Нина рассказала одноклассникам про Марину Епифанову. Заканчивая, предложила:

— Давайте сегодня после уроков всей нашей компанией пойдем в гости к Маришке. Вы даже не можете представить, как она обрадуется!

Ребята неожиданно для нее встретили предложение о посещении Марины полным молчанием.

— Ну! Что я говорил! Никому это не надо! — с горечью выкрикнул Алексеев.

— Ты это… ты погоди… — с расстановкой проговорил Селиванов. — Это ж переварить надо… перестроиться… Мы обычные люди, а не флюгеры какие, чтобы мгновенно туда-сюда поворачиваться… А к Маришке твоей сходим, чего ж не сходить… Все и пойдем, верно же? — И он оглядел компанию друзей.

— Ну, до чего ж вы наивные! — вслед за Селивановым вступила в разговор Верховцева. — Неужели вы и впрямь верите в благородство Алексеева? Да он просто влюблен в эту Маришку, вот и лезет вон из кожи! Потому и нашей Ниночке ничего от него не отваливается, как она ни старается! Пока Маришка лежит травмированной, он с Кирьяновой гуляет, а как та поправится — прощай, Нина! Пиши письма!