— Ничего, Сашок. Все пройдет. Постарайся не делать глупостей, вроде битья стекол или поломки рам. Меня ты не бойся, а других опасайся. Попадешься — пропадешь. А впереди и тебя, и других многое ждет!.. Хорошее… Заходи, без стеснения заходи…

Сашок ушел от Калачникова задумчивым и встревоженным. По отношению к старику у него возникло раздвоенное чувство. Он все еще не мог понять главного: что это за человек, верить ему или не верить?

А у Петра Петровича было одно определенное мнение: Сашку можно доверять.

Калачников встал, подошел к кровати. Он вспомнил, что под ней в большом металлическом тазу со вчерашнего вечера мокнет белье. Вот уже несколько месяцев он сам занимался стиркой: обслуживать его отказались все женщины. Даже старушка, которая несколько лет подряд стирала на него, стала ссылаться на боль в пояснице и ломоту в руках.

Стирал он добросовестно: по нескольку раз намыливал белье щеткой, выкручивал, потом снова намыливал и тер, но белье получалось совсем не такое, какое хотелось иметь: желтоватое, застиранное, неприглядное с виду. «У женщин есть свой секрет», — думал он, разочарованно осматривая белье после стирки.

Засучив рукава и подпоясав клеенчатый передник, Петр Петрович принялся за очередную стирку. Белья было много — на несколько часов скучной и утомительной работы.

Хромой немецкий солдат оказался загадочным человеком. Приставленный после разгрома полицаев к дому Калачникова, он так и остался в старой крепости, но теперь уже для охраны крольчатника с военнопленными. Он частенько заходил к Петру Петровичу и иногда говорил так двусмысленно, что Калачникову всякий раз хотелось сказать ему: Да откройся наконец, кто ты такой!» Он, например, начинал расхваливать немецкую армию: «О, мы блестяще предвидим будущее! Вот Москва… Мы сказали, что на Красной площади будет парад. Разве это не предвидение: парад-то состоялся!» Или: «Талантливее нас нет никого на свете! Кто дал миру таких чудесных сказочников, как мы? Возьмите барона Мюнхаузена, братьев Гримм, еще кое-кого, например, одного колченогого доктора…» А то приходит и заявляет: «Вы знаете, мы взяли Ленинград… Почти взяли… Как в русской сказке: «Слушай, я медведя поймал!» — «Веди его сюда!» — «Рад бы, да он не пускает».

Таков был этот непонятный хромой солдат, по имени Отто.

Сегодня Отто еще с порога улыбнулся Калачникову.

— Профессор, до чего же чудаки эти шелонские партизаны! — Он потряс в воздухе маленькой синей книжкой. — Вот! Взяли да и потеряли на тропинке!

— Издали не вижу, — Калачников прищурил подслеповатые глаза. — Садитесь, пожалуйста, Отто, да покажите, что это у вас такое в руках?

— Советская брошюра, только что выпущенная в Москве, — ответил Отто, поудобнее усаживаясь в старое кресло.

— Ну? Как она появилась в Шелонске? — взаправду удивился Петр Петрович. — Может, подделка? Дайте хотя бы взглянуть на обложку.

— Обложка невзрачная.

Немец протянул Петру Петровичу брошюрку и опасливо посмотрел по сторонам.

— О чем там пишут? — спросил Калачников.

— О делах исключительно важных. Но с одним тезисом этого официального советского документа я не согласен!

«Если с одним тезисом, это уже неплохо», — подумал Петр Петрович, рассматривая красную ледериновую обложку.

— А именно? — спросил он.

— Здесь требуют истребить всех немцев. А всю нацию истребить нельзя! Это никак не вяжется с идеями коммунистов… Вот прочтите!

— Мне кажется, что вы не так поняли, дорогой Отто! — Калачников улыбнулся. — Здесь речь идет о немцах, пришедших на территорию Советской страны в качестве захватчиков. Поняли, Отто? Не всех немцев, а только захватчиков, только тех, кто пришел в Россию с оружием в руках. Вот таких и уничтожить, всех до одного! — старик вдруг спохватился, что увлекся, что он не хладнокровно комментирует текст, а со страстью доказывает и убеждает. — Мне кажется, что надо так понимать эту мысль, — закончил он уже спокойнее.

Отто задумался.

— Что ж, — произнес он после длинной паузы, — с точки зрения русских, это правильно: врага не по головке гладят, а беспощадно истребляют. Иначе враг не уйдет. Если бы Наполеона и его армию в Москве угощали лучшими винами и яствами, приносили и сдавали ключи от русских городов, Наполеон не подумал бы так позорно бежать из Москвы!

— Это безусловно, — согласился с ним Калачников.

Отто пригладил свои длинные белесые волосы и пристально посмотрел на Петра Петровича:

— Вот вы, русский человек, скажите, почему русских не могут одолеть враги? Что, это действительно объясняется загадочностью натуры русского человека? А?

— Я очень неважный психолог и совсем плохой политик, Отто. Могу ошибиться.

— А все же?

Прежде чем ответить, Калачников долго смотрел на Отто. Солдату можно было дать лет сорок, возможно, и больше. У него были седые волосы и лысина, на которой лишь кое-где торчали длинные и мягкие белые волосы. Круглые серые глаза при тусклом свете лампы казались совсем темными. Черты лица у него заостренно-нервные, хотя он был на редкость спокойным человеком.