Петр Петрович задумчиво смотрел в окно. Он потушил лампу и отодвинул маскировочные бумажные шторы. Темень и тишина такие, словно Калачников жил не в городе, а приютился в сторожке лесника где-то в дремучем и безмолвном лесу.

Шелонск стоял незаметной точкой в нескольких десятках километров от важнейших коммуникаций врага. И вот скоро придут в город эсэсовцы, одно упоминание о которых бросало людей в дрожь и холод. «Да помогут ли тут листовки? — рассуждал Калачников и сам себе возражал: — Помогут! Почему бы нет? Если эти фашистские палачи поверят в то, что Германия будет поставлена на колени, а они посажены на скамью подсудимых, по-другому начнут действовать».

Очередной связной от Огнева навестил Калачникова вскоре. Это был новый человек, и разговор, как обычно, начался с пароля. Связной долго и бережно жал руку Петра Петровича и улыбался в свою рыжую округлую бороду. От него припахивало дымком; руки у связного огрубевшие, они были в коричневых и черных пятнах: видно, он имел дело с кузницей и железом.

— В Шелонске жить не довелось? — спросил Петр Петрович у связного, когда тот, потирая руки, усаживался за стол.

— Нет, — ответил связной, пряча улыбку в бороду.

— Знакомое лицо, — сказал Калачников.

— Бог сотворил людей по своему образу и подобию.

— Но сколько людей — столько и лиц! — возразил Петр Петрович.

— Ни я, ни вы, Петр Петрович, всех людей на земле не выстраивали. Наверняка оказались бы и похожие. Вот немцы. Похоже, что у всех у них одно лицо — подлое!

— Я сам так думал, — проговорил Калачников, натягивая на стол сморщенную салфетку. — А вот сегодня побеседовал с одним немцем и подумал: нет, не все они одинаковы.

— Что же он говорил, чем покорил вас, Петр Петрович?

Калачников слегка приподнял плечи и медленно опустил их.

— Покорить не покорил, но заставил усомниться в моих первоначальных предположениях, что все немцы стали подлецами, — ответил Петр Петрович. — Трезвые мысли высказывал, о поражении фашистской Германии думает.

— Быть может, провокатор?

— Я слушал. Говорил в основном он. Между прочим, немец намекал на то, что в Шелонск надо забросить побольше антифашистской литературы.

— А для чего побольше? Гарнизон в Шелонске незначительный!

— Слышал он, что командование немецкой армии собирается прислать в Шелонск на отдых эсэсовскую дивизию, вот…

Гость нетерпеливо перебил:

— Что вы говорите? Целую эсэсовскую дивизию?

— За что купил, за то и продаю… Так вот для них Отто, солдат этот, и желает антифашистской литературы.

— Эсэсовская дивизия, вот оно что! Это хорошо… — начал связной.

— Да чего же тут хорошего? — удивился Калачников и даже привстал. — Эсэсовцы в Шелонске — это плохо, дорогуша, очень плохо! Лучше, когда их нет!

— Это правда, — согласился связной. — Я имел в виду другое, Петр Петрович… Да, вот листовки… Просвещать эсэсовцев, конечно, нужно, но лучшая для них наука — битье. Мертвые эсэсовцы не способны на зло. — Знакомый голос у вас! — Петр Петрович долго и пристально рассматривал гостя. — Где-то я вас видел…

— Мало ли где человек с человеком может встретиться!

— Вот что, дорогуша, — нетерпеливо теребя хохолок седых волос на голове, начал Калачников, — просил меня товарищ Огнев за одного пленного. Тут он, у меня. Красноармеец Александр Иванович Щеголев, называет себя Сашок…

— Сашок? — перебил связной.

— Да, да, Сашок, — подтвердил Петр Петрович. — А вы его знаете? Я могу пригласить.

— Знать я его не знаю, но слышал о нем, — ответил связной. А после небольшой паузы добавил: — Нет, пока не надо с ним встреч, потом. Как он выглядит, как настроен?

Петр Петрович рассказал все, что знал о Щеголеве.

— Берегите его, Петр Петрович, это особая к вам просьба. Всех берегите!

— Да уж постараюсь. А паренек он славный, с первого дня мне приглянулся… Так вот об этих самых эсэсовцах. Где же найдутся такие силы, чтобы разбить в Шелонске целую дивизию?

— Надо еще узнать, что это за дивизия. Если из тыла, то, как говорят военные, полнокровная, а если с фронта — от нее остались рожки да ножки. Тогда здесь, в Шелонске, начнется формирование дивизии заново. В Германии есть еще и живые немцы.

— Значит, к нам будет прибывать пополнение? — спросил Петр Петрович.

— Наверное.

Связной положил на стол левую руку, на нее — правую. Пальцы, особенно ногти, у него были желтыми от табака, словно он специально коптил их и продымил насквозь. Отгибая палец за пальцем, связной перечислял задачи, которые возлагались на Калачникова.