В конце ноября в Арзамасе организовалась Красная гвардия. Уездным комиссаром стал Михаил Евдокимович Чувырин.

На Чувырина Аркадий смотрел как на бога. Подумать только, какой храбрый революционер! Про Михаила Евдокимовича говорят, что еще тогда, когда его, Аркадия, и на свете не было, он участвовал в забастовках. За это сидел в Бутырской тюрьме, а потом поднимал сормовских рабочих на борьбу с царем… А потом участвовал в Октябрьском перевороте в Петрограде и видел самого Ленина! И не только видел, но и разговаривал с ним.

Аркадий, конечно же, не утерпел, чтобы не выспросить: какой он, Ленин? Наверно, огромного-преогромного роста и сильный, как великан? Но оказалось, что Ленин совсем не отличается большим ростом, и сила у Ленина, как сказал Михаил Евдокимович, совсем не в мускулах.

Аркадий беспрекословно подчинялся Михаилу Евдокимовичу во всем, что бы тот ни попросил сделать. А как же иначе? Раз сам Ленин говорил Чувырину, что надо делать в революцию, то и уездный комиссар Михаил Евдокимович говорит то же самое. И надо ему подчиняться.

Теперь Аркадия редко видели дома. То на вокзал пошлют, то к деповским рабочим, или в Совете еще какое дело. А сегодня члены Совета заседали уже третий час.

В небольшой комнате, до отказа набитой людьми, дышать просто невозможно, так ее прокурили терпким самосадом.

Были открыты все форточки, и все же они не смогли поглотить тяжелый, разъедающий глаза махорочный дым. А люди, заседавшие в Совете, все говорили и говорили. Обсуждался очень важный вопрос.

Мария Валерьяновна теребила уголок пухового платка — по всему было видно, что она сильно нервничала.

В темном коридорчике перед дверью, где по стенам стояли конфискованные диваны с золочеными ножками, толпились люди. Диваны жалобно скрипели — кто-нибудь из просителей то и дело вскакивал и требовал позвать председателя Совета. Отчаянные даже пытались ворваться в комнату заседаний, но красногвардеец с винтовкой всякий раз усовещал нетерпеливых.

— Граждане, вам же русским языком сказано — заседают! Велено никого не пускать до особого на то распоряжения. И как вам в разум не придет: государственный вопрос на повестке. Понимаете: государственный! — И грозно добавлял: — И чтобы у меня никакой контрреволюции!

Настойчивые посетители было успокаивались, но потом все повторялось с начала: люди с портфелями пробивались к заветной двери, и снова их уговаривал красногвардеец в кожаной тужурке.

«Государственный вопрос» заключался в следующем: давно уже прошел срок выдачи зарплаты служащим, а платить нечем — денег в банке не оказалось, большая часть их так и осталась в кубышках у спекулянтов и торгашей, которых после Октябрьского переворота мало убавилось в Арзамасе.

Где взять деньги, как удовлетворить законные требования тех, кто сейчас осаждал двери председателя Совета? Над этим вопросом и ломали свои головы депутаты в насквозь прокуренной комнате.

Наконец двери кабинета открылись, и оттуда первой вышла Мария Валерьяновна.

— Деньги начнем выдавать послезавтра, — сказала она, — сегодня среда, значит, в пятницу.

— А может, после дождичка в четверг, — пробовал кто-то пошутить, но на него зашикали, загалдели.

Не обращая внимания на шутника, Мария Валерьяновна повторила:

— Совет постановил — в пятницу! Деньги будут с утра.

О чем совещались и к какому наконец решению пришли члены Совета, было объявлено строжайшей революционной тайной. В эту тайну были посвящены лишь немногие. И красногвардейцам были выданы особые мандаты. Обладателями мандатов оказались и Аркадий с красногвардейцем Иваном Антипычем.

На другой день Антипыч и Аркадий чуть свет уже были в Гостином ряду, где один к другому притулились магазины.

Остановившись около лавки купца Бебешина, Антипыч погасил «козью ножку» и, подмигнув Аркадию, сказал:

— Начнем?

Аркадий и Антипыч вошли в полутемное помещение магазина. Купец узнал Аркадия и преувеличенно вежливо поклонился — на всякий случай. Купец знал: парень водит дружбу с большевиками.

— Честь имеем, господин купец! — поздоровался Антипыч.

— Очень и очень рад, милости просим! — засуетился Бебешин.

Но Антипыч бесцеремонно повернулся спиной к купцу и, стукнув прикладом винтовки об пол, гаркнул на весь магазин:

— Товарищи покупатели, прошу удалиться! Магазин временно закрыт. Будя!

Растерянный торговец вышел из-за прилавка — дело принимало неожиданный, даже загадочный оборот. Когда немногочисленные покупатели покинули магазин, он угодливо поклонился:

— Зачем пожаловать изволили? Разрешите полюбопытствовать… Может, что купить требуется — так милости просим. Изволите сатинчику или рыбки — всегда к услугам!.. Вчера из Нижнего привез — первый сорт.