Я спрашиваю: почему же она ничего не сказала официантке? Почему не предупредила?

— А как бы ты сам это воспринял, если бы совершенно незнакомый человек вдруг сообщил тебе, что ты смертельно болен? Она бы только расстроилась, — говорит Фертилити. — А потом стала бы думать и довела бы себя до истерики. И из-за ее личной драмы мне пришлось бы полчаса ждать заказа.

Я ем вишневый пирог, из-за которого у меня будет расстройство желудка. Сила внушения.

— Всего-то и нужно, что замечать детали и как они складываются в систему, — говорит Фертилити. — Когда ты поймешь всю систему в целом, ты сможешь экстраполировать будущее.

По словам Фертилити Холлис, хаоса не существует.

Есть только закономерности. Закономерности, взаимно влияющие друг на друга.

Если как следует присмотреться, то станет понятно, что история всегда повторяется.

То, что мы называем хаосом, — это просто закономерности, которых мы не понимаем. То, что мы называем случайностью, — это закономерность, которую мы не сумели расшифровать. То, чего мы не в состоянии понять, мы называем бессмыслицей и абсурдом. То, что мы не в состоянии прочесть, мы называем китайской грамотой.

Свободной воли не существует.

Переменных величин тоже не существует.

— Есть только одно неизбежное, — говорит Фертилити. — Только одно будущее. На самом деле у нас нет выбора.

Отрицательная сторона: мы не властны что-либо изменить.

Положительная сторона: мы не можем ни в чем ошибиться.

Официантка в дальнем углу зала — она такая молоденькая, симпатичная и обреченная.

— Я обращаю внимание на детали и вижу, как они складываются в систему, — говорит Фертилити.

Она говорит, что по-другому просто не может.

— Мне каждую ночь снятся сны, — говорит она. — Обо всем. Как будто читаешь книгу по истории будущего. Каждую ночь.

Так что она знает все.

— Так что я знаю, что тебе нужно чудо, чтобы явить его по телевизору.

Что мне нужно, так это хорошее предсказание.

— Я для этого и пришла, — говорит она и достает из своей большой сумки толстый ежедневник. — Тебе на какой день предсказывать?

Я говорю: на любой день на следующей неделе.

— Как насчет крупной автомобильной аварии? — говорит она, листая свой ежедневник.

Я говорю: сколько машин?

Она говорит:

— Шестнадцать. Десять человек скончались на месте. Восемь тяжело ранены.

А есть что-нибудь более броское?

— Пожар в казино в Лас-Вегасе, — говорит она. — Полуголые танцовщицы в головных уборах из перьев, перья горят, и тому подобное.

Есть погибшие?

— Нет. Незначительные ожоги. Хотя многие госпитализированы. Отравление дымом.

А что-нибудь помасштабней?

— Взрыв в солярии.

Что-нибудь более волнующее?

— Бешеная собака в городском парке.

Как-то мелко и скучно.

— Авария в метро.

Я сейчас просто засну от скуки.

— Активист движения в защиту животных попытается взорвать себя в Париже.

Не пойдет.

— Затонет нефтяной танкер.

Кого сейчас это интересует?

— Выкидыш у одной кинозвезды.

Замечательно, говорю я. Когда окажется, что я был прав, меня посчитают чудовищем.

Фертилити листает свой дневник.

— Плохо, что сейчас лето, — говорит она. — Выбор не самый богатый. В смысле, бед и несчастий.

Я говорю: поищи, пожалуйста.

— Самка гигантской панды в Национальном зоопарке подхватит венерическую болезнь от самца, когда их будут скрещивать.

Такого я по телевизору не скажу.

— Как насчет вспышки туберкулеза?

Я нарочито зеваю.

— Снайпер на скоростном шоссе?

Снова зеваю.

— Нападение акулы?

А ничего поприличнее не осталось?

— Лошадь сломает ногу на скачках?

— Маньяк изрежет картину в Лувре?

— Грыжа у премьер-министра?

— Упавший метеорит?

— Зараженная мороженая индейка?

— Лесной пожар?

Я говорю: нет. Не то.

Слишком грустно.

Слишком претенциозно.

Слишком политично.

Слишком сложно, не все поймут.

Слишком грубо.

Непривлекательно.

— Истечение лавы? — говорит Фертилити.

Слишком медленно. Недраматично.

Проблема в том, что люди испорчены фильмами-катастрофами. Они слишком многого ждут от природы.