Шрифт:
Потом режиссер говорит, что пошла запись, и журналистка говорит, что у нас есть первый звонок.
— Если я в ресторане, — говорит женский голос в студийных динамиках громкой связи, — в дорогом ресторане, и за соседним столиком сидит мужчина, который ест и тут же пускает газы, причем не раз и не два, а все время, и это ужасно, что надо делать в такой ситуации?
Журналистка прикрывает лицо рукой. Режиссер поворачивается спиной. Агент смотрит на сценаристов, которые набивают мой ответ для телетекста.
Чтобы протянуть время, журналистка спрашивает у звонящей, что ест этот мужчина.
— Что-то из свинины, — отвечает она. — Это не важно. Там так воняло, что я вообще ничего не чувствовала. То есть ничего, кроме этой вони.
Телетекст мне подсказывает: ГОСПОДЬ ДАЛ НАМ ОРГАНЫ ЧУВСТВ И СПОСОБНОСТИ К ВОСПРИЯТИЮ.
Телетекст тоже тянет время.
СРЕДИ НИХ — СПОСОБНОСТИ ОЩУЩАТЬ ВКУС И ЗАПАХ.
Слова появляются на экране, и я просто зачитываю их вслух.
НО ЧЕЛОВЕК СУДИТ САМ, КАКОЙ ДАР ХОРОШИЙ, КАКОЙ ДАР ПЛОХОЙ. ИБО ГОСПОДЬ НЕ ДЕЛАЕТ РАЗЛИЧИЙ, И ДЛЯ НЕГО ЗАПАХ КИШЕЧНЫХ ГАЗОВ РАВЕН ЗАПАХУ ХОРОШЕЙ СВИНОЙ ОТБИВНОЙ ИЛИ МАРОЧНОГО ВИНА.
Я понятия не имею, к чему они клонят.
НЕ СТРАДАЙ И НЕ РАДУЙСЯ СВЕРХ ВСЯКОЙ МЕРЫ. ДАРЫ ГОСПОДНИ НЕ ЕСТЬ НАГРАДА, НО И НЕ ЕСТЬ НАКАЗАНИЕ. НЕ СУДИТЕ, И НЕ СУДИМЫ БУДЕТЕ.
Режиссер беззвучно вылепливает губами слова: «Burma Shave» [8] . Журналистка включает второй звонок.
Второй звонящий интересуется моим мнением по поводу купальников с трусиками-танга.
Телетекст мне подсказывает: МЕРЗОСТЬ.
Я говорю: по моему скромному мнению, люди, которые выпускают такие купальники и белье, могли бы делать «веревочки» черными, для начала.
8
Здесь имеются в виду знаменитые рекламные щиты компании «Burma-Shave». С 1925-го по 1963 год эта компания пользовалась установленными вдоль автодорог щитами для рекламы своего крема для бритья. Реклама проводилась в основном в Соединенных Штатах. Компания использовала ряд щитов, расположенных на расстоянии нескольких сотен ярдов друг от друга. Щиты содержали короткое сообщение (по одной строчке на щит), призывавшее мужчин пользоваться кремом «Burma-Shave», а не старомодной кисточкой и мыльной пеной. Когда человек проезжал на автомобиле мимо щитов, он последовательно читал каждую строчку сообщения.
Журналистка включает третий звонок.
— Мне нравится один парень, но он меня избегает.
Это Фертилити, это ее голос в студийных динамиках, она говорит обо мне, говорит обо мне на всю Северную Америку. Она что, собирается выяснять отношения в прямом эфире? Мои мысли несутся вскачь, растекаясь ветвящимися потоками из всей той лжи, что я успел нагородить, и моих возможных ответов на ее обвинения, что она, очень возможно, сейчас мне предъявит.
Неужели она собирается разоблачить меня и мои предсказания?
Может, она наконец сложила одно к одному и поняла, что это я подтолкнул ее брата к самоубийству? Или она всегда это знала? А если она знает, что это я убил ее брата, то что тогда?
— Этот парень, который меня избегает, я рассказала ему про свою работу, — говорит она. — Ну, про то, чем я занимаюсь, чтобы заработать на жизнь. Он этого не одобряет, но делает вид, что все нормально.
Журналистка спрашивает у Фертилити, а что у нее за работа?
Экран телетекста — пустой.
Сейчас вся Америка узнает великую тайну — либо про Фертилити, либо про меня. Про ее дурную работу. Про мою горячую линию для потенциальных самоубийц. Про ее вещие сны. Про мои предсказания, которые не мои.
— У меня есть агент, доктор Эмброуз, — говорит Фертилити. — Только он не настоящий доктор.
Однажды Фертилити мне сказала, что у каждого в этом мире, даже у мусорщика или посудомойки, когда-нибудь обязательно будет свой личный агент. Ее доктор Эмброуз находит семейные пары, готовые заплатить деньги, чтобы им выносили и родили ребенка. Бездетные пары, которым нужна суррогатная мать. Доктор Эмброуз называет это процедурой. Процедура проходит так: будущий отец в постели с Фертилити, а его жена ждет под дверью.
— Жена ждет в коридоре, вяжет носочки или перебирает в уме имена для будущего ребенка, — говорит Фертилити, — а муж аккуратно опорожняет в меня содержимое своих семенников.
В первый раз, когда она рассказала мне про свою работу, когда я был еще никем и учредил дома службу психологической помощи по телефону, она сказала, что Фертилити Холлис — это «сценический псевдоним». Она сказала, что ее настоящее имя — Гвен, но она его ненавидит.
— То, что мы делаем с отцом будущего ребенка, это натуропатия, как говорит доктор Эмброуз. Помощь отчаявшимся людям. Это не адюльтер.
Это не обман и не проституция, сказала она мне.
— Это есть даже в Библии, — говорит Фертилити.
Это стоит пять тысяч долларов.
— Бытие, глава тридцатая. Рахиль и Валла. Лия и Зелфа.
Я хочу ей сказать, что Валла не пользовалась противозачаточными средствами. Зелфа не получала пять штук черным налом. Это были служанки, рабыни. Они не разъезжали по всей стране, чтобы им заправляли будущие отцы, жаждущие наследника.
Фертилити живет в доме семейной пары иногда даже неделю, но за каждую дополнительную процедуру будущие родители раскошеливаются еще на пять тысяч. С некоторыми мужиками можно заработать пятнадцать штук за ночь. Плюс к тому Фертилити оплачивают авиабилеты туда и обратно.