— К чему ты говоришь все это, Афанасий Лаврентьевич? Поди, великий государь всему сведом, да и не мне ему пересказывать. Ты, в случае чего, лучше моего доложишь. Совет-то твой какой?

— Воевать надо, Артамон Сергеевич, воевать! Как с иноземцами. Скидок никаких на землю тутошнюю не делать. Доколе государь приказу такого не отдаст, да только по разным местам отряды рассылать будет, не избудем мы лиха, помяни мое слово! Вот ты, поди, и сегодня ввечеру великого государя у себя гостить будешь. Погоди, погоди, не перебивай, чтоб с мысли мне не сбиться! Вот ты великому государю и изложи, о чем тебе говорил, докажи, что самая пора воевать пришла. А то, не дай, Господи, поздно будет. Не соберем воедино русской земли, не избудем каторжников треклятых. Сам поразмысли да государю и скажи.

22 октября (1670), на празднование Казанской иконе Божьей Матери и Семи отроков, иже во Ефесе, князь Юрий Долгорукий, стоявший с царскими ратниками в Арзамасе, направил свои отряды к приволжскому селу Мурашкину, где повстанцы были разбиты, потеряв 61 пленного и 21 пушку.

28 октября (1670), на день памяти мученицы Параскевы, нареченной Пятницы, мучеников Терентия и Неониллы и чад их, царские воеводы подошли к Нижнему Новгороду. Многие мятежники были четвертованы, обезглавлены и повешены.

19 ноября (1670), на день памяти преподобных Варлаама и Иоасафа, царевича Индийского, и отца его Авенира царя, воеводами был усмирен полностью Шацкий уезд.

— Сестрица, сестрица-государыня, Марфа Алексеевна!

— Кто это меня кличет-то? Ах, сестрицы! Софьюшка, Катенька, с чем пожаловали, царевны? Да еще запыхались как — личики чисто маков цвет.

— Дожидались мы, Марфушка, когда в садик выйдешь — в теремах-то толковать неспособно.

— Какое же это такое у вас дело тайное, Софьюшка?

— Спросить тебя хотели.

— За чем дело стало — спрашивайте.

— Толкуют тут, будто государь-батюшка, что ни день, у Матвеева Артамона гостит.

— А хошь бы и так, вам-то что?

— А то, бают, неспроста батюшка к Матвееву зачастил.

— Так его это дело, царевны, не ваше.

— Нет, сестрица Марфушка, очень даже выходит наше.

— Полно, полно, Софьюшка, ровно бес в тебя вселился. Уймись, пока до беды не доболтаешься.

— А, сама сказала — до беды! Значит, неспроста толкуют! Так и знала — неспроста!

— Да что толкуют-то? Кто толкует? Неужто девок сенных слушать стали?

— Каких девок, сестрица. Княгиня Ульяна Ивановна, мамка покойного царевича братца Симеона, приходила. Сказала, готовьтесь, царевны, скоро с мачехой спознаетесь. Государь-батюшка смотрины царских невест назначать собрался.

— Смотрины невест? Не путаешь ли, Софьюшка?

— Чего ж тут путать? Проще простого: жениться государь-батюшка вдругорядь задумал.

— Кажись, траур по государыне-матушке только что отошел.

— Так отошел же? По уставу церковному чего же не жениться-то, коли желание есть. Вот и пришли мы с Катеринушкой тебя спросить, какая такая невеста в доме матвеевском прячется.

— Да, может, и не потому вовсе государь к Артамону заглядывает.

— Потому, потому, сестрица, не сомневайся. Про то уж все воробьи под застрехами московскими чирикают.

— Дочерей у Артамона Сергеевича вроде нету.

— Дочерей, Ульяна Ивановна сказывала, и впрямь нет, зато шпитонка [73] есть.

— Шпитонка? На хлебах, что ли, у них живет?

— Не могла Ульяна Ивановна ничего толком сказать. Своими глазами не видела — знакомства с барыней Матвеевой не водит — невместно ей с такой-то дело иметь.

— Известно, Голицыны Матвеевым не чета.

— Ульяна Ивановна так и сказала. А через знакомых каких-то прослышала. Шпитонка та из самых что ни на есть худородных дворян. В семействе детей много, а есть нечего, так Матвеевы одну из девок к себе и взяли. С хозяевами за столом редко сиживает. Иной раз чего подаст, больше при барыне находится. Лет-то ей столько, сколько тебе, сестрица-царевна.

— Побойся Бога, Софьюшка! Государю-батюшке без малого сорок. Вон, гляди, и прихварывать стал. На охоту уж столько, как бывало, не ездит. Иной раз и с лавки тяжело так встанет.

— Что ж, ему престарелых девок да вдов на смотрины собирать станут? Чай, и помоложе Наташки найдутся.

— Натальей, что ли, шпитонку-то зовут?

— Натальей. Из Нарышкиных она будет, Кирилы какого-то дочь. [74]

— Слыхом о таком роде не слыхивала.