Я ложусь, несмотря на бьющую в крови тревогу, и кладу голову на подушку. Он накрывает меня одеялом. И я позволяю ему это. Я смотрю, как его руки движутся в тени ночи, отблеск луны заглядывает в окно, освещая его фигуру. Он лежит всего лишь в нескольких сантиметрах от меня.

Ему не нужно одеяло. Как и подушка. Он спит без рубашки, и я понимаю, что не могу дышать. Я понимаю, что, наверно, никогда не смогу дышать в его присутствии.

— Тебе не нужно кричать, — шепчет он.

Каждый вздох моего тела покидает меня.

Я сгибаю пальцы и сплю как никогда крепко.

Мои глаза — два окна, взломаны хаосом в этом мире.

Прохладный ветерок пугает мою кожу, и я сажусь, потираю сонные глаза и понимаю, что Адама возле меня нет. Я моргаю и переползаю обратно на кровать, где я кладу на место подушку и одеяло.

Я бросаю взгляд на дверь и задаюсь вопросом, что же ждет меня по ту сторону.

Я смотрю на окно и интересуюсь, увижу ли я когда-нибудь летящую птицу.

Я смотрю на настенные часы и думаю, каково это — жить вновь в соответствии с числами.

Я задаюсь вопросом, что в этом здании значат шесть тридцать утра.

Я решаю умыться. Эта мысль меня веселит, и мне становится чуточку стыдно.

Я открываю дверь ванной и ловлю в зеркале отображение Адама. Его быстрые руки одергивают рубашку прежде, чем у меня есть возможность зацепиться за детали, но я вижу достаточно, чтобы понять, что я не могла видеть в темноте.

Он весь покрыт синяками.

Мои ноги словно сломаны. Я не знаю, как помочь ему. Я хотела бы ему помочь.

— Прости, — быстро говорит он. — Я не знал, что ты уже проснулась.

Он тянет низ рубашки, словно недостаточно долго притворяется, будто я слепа.

Я киваю. Я смотрю на плитку под ногами. Я не знаю, что сказать.

— Джульетта. — Его голос огибает буквы моего имени так тихо, что я умираю пять раз за секунду. На лице у него — лес эмоций. Он качает головой. — Прости меня, — он говорит так тихо, что я уверена, что мне послышалось. — Это не то... — Он сжимает челюсть и нервно пробегает рукой по своим волосам. — Все это... это не то...

Я открываю ему свою руку. Листочек — это мятый шарик возможностей.

— Я знаю.

Облегчение распространяется по его лицу, и вдруг его глаза становятся единственным подтверждением, когда-либо нужным мне. Адам не предавал меня. Я не знаю, почему или как, вообще ничего, кроме того, что он все еще мой друг.

Он по-прежнему стоит возле меня и не хочет моей смерти.

Я подхожу и закрываю дверь.

Открываю рот, чтобы начать говорить.

— Нет!

Моя челюсть закрывается.

— Подожди, — говорит он с поднятой рукой.

Его губы двигаются, но он не издает ни звука. Я понимаю, при отсутствии камер в ванной комнате могут быть и микрофоны. Адам смотрит вокруг нас, сзади, впереди, везде.

Он прекращает осмотр.

Душ состоит из четырех стен из мраморного стекла, и он открывает стеклянную дверцу, прежде чем я понимаю, что происходит. Он включает струю на полную мощность, звук бегущей воды начинает урчать в комнате, заглушая все, как гром в пустоте, вокруг нас. Зеркало запотевает из-за водяного пара, когда я думаю, что начинаю понимать его план, он тянет меня в свои объятия и поднимает меня в душ.

Я пытаюсь кричать, но криков нет — есть только пар, обрывочно ловлю дыхание, ничего не понимаю.

Горячая вода пропитывает мою одежду. Она обрушивается на мои волосы и стекает по шее, но все, что я чувствую, — это его руки на моей талии. Я хочу кричать по всем неправильным причинам.

Его взгляд пригвождает меня к месту. Его срочность воспламеняет мои кости. Ручьи воды струятся по его лицу, а его пальцы прижимают меня к стене.

Его губы, его губы, его губы, его губы, его губы.

Я стараюсь не дать своим векам затрепетать.

Мои ноги имеют право дрожать.

Моя кожа горит в тех местах, где он меня не касается.

Его губы так близки к моему уху, я растекаюсь, я — все, и я — ничто, и я растворяюсь в желании столь отчаянном, что оно обжигает, когда я пытаюсь его проглотить.

— Я могу прикоснуться к тебе, — говорит он, и я удивляюсь, почему это в моем сердце трепещет колибри. — Я не понимал до прошлого раза, — шепчет он, а я слишком пьяна, чтобы перенести вес, но его тело так близко к моему. — Джульетта...