Я не сумасшедшая. Я не сумасшедшая. Я не сумасшедшая. Я не сумасшедшая.

Я не сумасшедшая. Я не сумасшедшая. Я не сумасшедшая. Я не сумасшедшая.

Я не сумасшедшая. Я не сумасшедшая. Я не сумасшедшая. Я не сумасшедшая.

Я не сумасшедшая. Я не сумасшедшая. Я не сумасшедшая. Я не сумасшедшая.

Я не сумасшедшая. Я не сумасшедшая. Я не сумасшедшая. Я не сумасшедшая.

Я не сумасшедшая. Я не сумасшедшая. Я не сумасшедшая. Я не сумасшедшая.

Я не сумасшедшая. Я не сумасшедшая. Я не сумасшедшая. Я не сумасшедшая.

Я не сумасшедшая. Я не сумасшедшая. Я не сумасшедшая. Я не сумасшедшая.

Я не сумасшедшая. Я не сумасшедшая. Я не сумасшедшая. Я не сумасшедшая.

Я не сумасшедшая. Я не сумасшедшая. Я не сумасшедшая. Я не сумасшедшая.

Я не сумасшедшая. Я не сумасшедшая. Я не сумасшедшая. Я не сумасшедшая.

Я не сумасшедшая. Я не сумасшедшая. Я не сумасшедшая. Я не сумасшедшая.

Я не сумасшедшая. Я не сумасшедшая. Я не сумасшедшая. Я не сумасшедшая.

Я не сумасшедшая. Я не сумасшедшая. Я не сумасшедшая. Я не сумасшедшая.

Я не сумасшедшая. Я не сумасшедшая. Я не сумасшедшая. Я не сумасшедшая.

Мои веки открываются от ужаса.

Мое тело пропитывается холодным потом, мозг плавает в волнах незабываемой боли.

Взгляд различает черные круги, что постепенно исчезают в темноте. Я не знаю, как долго я спала.

Я понятия не имею, напугала ли сокамерника своими снами. Иногда я громко кричу.

Адам смотрит на меня.

Я тяжело дышу, но мне удается встать. Я тяну одеяла и укрываюсь ими, и только тогда понимаю, что отбираю у него единственный источник тепла. Такого со мной никогда не случалось; он может из-за меня замерзнуть. Я дрожу, а его тело не движется, его сильный силуэт выделяется на фоне темноты. Я понятия не имею, что сказать. Тут нечего говорить.

— Крики в этом месте никогда не замолкают, не так ли?

Крики - это только начало.

— Нет, — почти беззвучно отвечаю я.

Слабый румянец вспыхивает на моем лице, и я рада, что в помещении слишком темно, чтобы он это заметил. Он, наверное, слышал, как я кричала.

Иногда мне хотелось, чтобы мне никогда не нужно было спать. Иногда мне казалось, что если я буду очень, очень спокойной, если не буду двигаться совсем, то все изменится. Я думала, что, если заморожу себя, заморожу и свою боль. Иногда не двигалась часами. Я не сдвинусь и на дюйм.

Если время остановится, ничто не пойдет наперекосяк.

— Ты в порядке? — интересуется Адам.

Я изучаю его сжатые кулаки, удивленные брови, напряженную челюсть. Это тот же человек, укравший мою кровать и одеяло, тот же, что пришел вчера вечером. Такой самоуверенный и невнимательный пару часов тому назад; такой заботливый и тихий сейчас. Меня пугает, что это место может сломать его так быстро. Интересно, что он слышал, когда я спала.

Хотелось бы мне, чтобы я могла спасти его от ужаса.

Иногда раздаются крики и звуки пыток. Эта комната спрятана глубоко, в бетонной стене, которая толще, чем пол и потолок; они должны сдерживать крики. Если я слышу страдания, то они невыносимы. Я слышу эти звуки не каждую ночь. Каждую ночь я думаю, что могу быть следующей.

— Ты не сумасшедшая.

Мои глаза открываются. Его голова приподнята, глаза светятся злобой, которая окутывает нас. Он делает глубокий вдох.

— Я думал, что все здесь сумасшедшие, — продолжает он. — Я думал, что они запрут меня с психопатом.

Я вдыхаю от острой нехватки кислорода.

— Смешно. Я тоже так думала.

Одна.

Две.

Три секунды проходят.

Он улыбается так широко, так завораживающе, так искренне, будто гром проходит по моему телу. Что-то режет мне глаз и бьет по коленям. Я не видела улыбки в течение двухсот шестидесяти пяти дней.

Адам встает на ноги.

Я предлагаю ему одеяло.

Он берет его, только чтобы лучше окутать им меня, и вдруг что-то внутри меня сжимается.

Будто легкие связали вместе и насадили на вентиль, и я не двигаюсь целую вечность, пока он не заговаривает: