Великие поэты мира: Поэзия
вернуться

Высоцкий Владимир Семенович
Шрифт:

Зима 1970/71

* * *

Здесь лапы у елей дрожат на весу, Здесь птицы щебечут тревожно — Живешь в заколдованном диком лесу, Откуда уйти невозможно. Пусть черемухи сохнут бельем на ветру, Пусть дождем опадают сирени, — Все равно я отсюда тебя заберу Во дворец, где играют свирели! Твой мир колдунами на тысячи лет Укрыт от меня и от света, — И думаешь ты, что прекраснее нет, Чем лес заколдованный этот. Пусть на листьях не будет росы поутру, Пусть луна с небом пасмурным в ссоре, — Все равно я отсюда тебя заберу В светлый терем с балконом на море! В какой день недели, в котором часу Ты выйдешь ко мне осторожно, Когда я тебя на руках унесу Туда, где найти невозможно? Украду, если кража тебе по душе, — Зря ли я столько сил разбазарил?! Соглашайся хотя бы на рай в шалаше, Если терем с дворцом кто-то занял!

1970

* * *

Я все вопросы освещу сполна — Дам любопытству удовлетворенье! Да, у меня француженка жена — Но русского она происхожденья. Нет, у меня сейчас любовниц нет. А будут ли? Пока что не намерен. Не пью примерно около двух лет. Запью ли вновь? Не знаю, не уверен. Да нет, живу не возле «Сокола»... В Париж пока что не проник. Да что вы всё вокруг да около — Да спрашивайте напрямик! Я все вопросы освещу сполна — Как на духу попу в исповедальне! В блокноты ваши капает слюна — Вопросы будут, видимо, о спальне... Да, так и есть! Вот густо покраснел Интервьюер: «Вы изменяли женам?» — Как будто за портьеру подсмотрел Иль под кровать залег с магнитофоном. Да нет, живу не возле «Сокола»... В Париж пока что не проник. Да что вы всё вокруг да около — Да спрашивайте напрямик! Теперь я к основному перейду. Один, стоявший скромно в уголочке, Спросил: «А что имели вы в виду В такой-то песне и в такой-то строчке?» Ответ: во мне Эзоп не воскресал, В кармане фиги нет – не суетитесь, — А что имел в виду – то написал, — Вот – вывернул карманы – убедитесь! Да нет, живу не возле «Сокола»... В Париж пока что не проник. Да что вы всё вокруг да около — Да спрашивайте напрямик!

Зима 1970/71

Песни 1971 – 1980 годов

* * *

Я теперь в дураках – не уйти мне с земли — Мне расставила суша капканы: Не заметивши сходней, на берег сошли — И навечно – мои капитаны. И теперь в моих песнях сплошные нули, В них всё больше прорехи и раны: Из своих кителей капитанских ушли, Как из кожи, мои капитаны. Мне теперь не выйти в море И не встретить их в порту. Ах, мой вечный санаторий — Как оскомина во рту! Капитаны мне скажут: «Давай не скули!» Ну а я не скулю – волком вою: Вы ж не просто с собой мои песни везли — Вы везли мою душу с собою. Вас встречали в порту толпы верных друзей, И я с вами делил ваши лавры, — Мне казалось, я тоже сходил с кораблей В эти Токио, Гамбурги, Гавры... Вам теперь не выйти в море, Мне не встретить вас в порту. Ах, мой вечный санаторий — Как оскомина во рту! Я надеюсь, что море сильней площадей И прочнее домов из бетона, Море лучший колдун, чем земной чародей, — И я встречу вас из Лиссабона. Я механиков вижу во сне, шкиперов — Вижу я, что не бесятся с жира, — Капитаны по сходням идут с танкеров, С сухогрузов, да и с «пассажиров»... Нет, я снова выйду в море Или встречу их в порту, — К черту вечный санаторий И оскомину во рту!

1971

БАЛЛАДА О БРОШЕННОМ КОРАБЛЕ

Капитана в тот день называли на «ты», Шкипер с юнгой сравнялись в талантах; Распрямляя хребты и срывая бинты, Бесновались матросы на вантах. Двери наших мозгов Посрывало с петель В миражи берегов, В покрывала земель, Этих обетованных, желанных — И колумбовых, и магелланных. Только мне берегов Не видать и земель — С хода в девять узлов Сел по горло на мель! А у всех молодцов — Благородная цель... И в конце-то концов — Я ведь сам сел на мель. И ушли корабли – мои братья, мой флот, — Кто чувствительней – брызги сглотнули. Без меня продолжался великий поход, На меня ж парусами махнули. И погоду, и случай Безбожно кляня, Мои пасынки кучей Бросали меня. Вот со шлюпок два залпа – и ладно! — От Колумба и от Магеллана. Я пью пену – волна Не доходит до рта, И от палуб до дна Обнажились борта, А бока мои грязны — Таи не таи, — Так любуйтесь на язвы И раны мои! Вот дыра у ребра – это след от ядра, Вот рубцы от тарана, и даже Видно шрамы от крючьев – какой-то пират Мне хребет перебил в абордаже. Киль – как старый неровный Гитаровый гриф: Это брюхо вспорол мне Коралловый риф. Задыхаюсь, гнию – так бывает: И просоленное загнивает. Ветры кровь мою пьют И сквозь щели снуют Прямо с бака на ют, — Меня ветры добьют: Я под ними стою От утра до утра, — Гвозди в душу мою Забивают ветра. И гулякой шальным всё швыряют вверх дном Эти ветры – незваные гости, — Захлебнуться бы им в моих трюмах вином Или – с мели сорвать меня в злости! Я уверовал в это, Как загнанный зверь, Но не злобные ветры Нужны мне теперь. Мои мачты – как дряблые руки, Паруса – словно груди старухи. Будет чудо восьмое — И добрый прибой Мое тело омоет Живою водой, Моря Божья роса С меня снимет табу — Вздует мне паруса, Будто жилы на лбу. Догоню я своих, догоню и прощу Позабывшую помнить армаду. И команду свою я обратно пущу: Я ведь зла не держу на команду. Только, кажется, нет Больше места в строю. Плохо шутишь, корвет, Потеснись, – раскрою! Как же так – я ваш брат, Я ушел от беды... Полевее, фрегат, — Всем нам хватит воды! До чего ж вы дошли: Значит, что – мне уйти?! Если был на мели — Дальше нету пути?! Разомкните ряды, Всё же мы – корабли, — Всем нам хватит воды, Всем нам хватит земли, Этой обетованной, желанной — И колумбовой, и магелланной!

1971

ПЕСЕНКА ПРО ПРЫГУНА В ДЛИНУ

Что случилось, почему кричат? Почему мой тренер завопил? Просто – восемь сорок результат, — Правда, за черту переступил. Ой, приходится до дна ее испить — Чашу с ядом вместо кубка я беру, — Стоит только за черту переступить — Превращаюсь в человека-кенгуру. Что случилось, почему кричат? Почему соперник завопил? Просто – ровно восемь шестьдесят, — Правда, за черту переступил. Что же делать мне, как быть, кого винить — Если мне черта совсем не по нутру? Видно, негру мне придется уступить Этот титул человека-кенгуру. Что случилось, почему кричат? Стадион в единстве завопил... Восемь девяносто, говорят, — Правда, за черту переступил. Посоветуйте, вы все, ну как мне быть? Так и есть, что негр титул мой забрал. Если б ту черту да к черту отменить — Я б Америку догнал и перегнал! Что случилось, почему молчат? Комментатор даже приуныл. Восемь пять – который раз подряд, — Значит – за черту не заступил.

1971

МАРАФОН

Я бегу, топчу, скользя По гаревой дорожке, — Мне есть нельзя, мне пить нельзя, Мне спать нельзя – ни крошки. А может, я гулять хочу У Гурьева Тимошки, — Так нет: бегу, бегу, топчу По гаревой дорожке. А гвинеец Сэм Брук Обошел меня на круг, — А вчера все вокруг Говорили: «Сэм – друг! Сэм – наш гвинейский друг!» Друг гвинеец так и прет — Все больше отставанье, — Ну, я надеюсь, что придет Второе мне дыханье. Третее за ним ищу, Четвертое дыханье, — Ну, я на пятом сокращу С гвинейцем расстоянье! Тоже мне – хорош друг, — Обошел меня на круг! А вчера все вокруг Говорили: «Сэм – друг! Сэм – наш гвинейский друг!» Гвоздь программы – марафон, А градусов – все тридцать, — Но к жаре привыкший он — Вот он и мастерится. Я поглядел бы на него, Когда бы – минус тридцать! Ну а теперь – достань его, — Осталось – материться! Тоже мне – хорош друг, — Обошел на третий круг! Нужен мне такой друг, — Как его – забыл... Сэм Брук! Сэм – наш гвинейский Брут!

1971

ВРАТАРЬ

Льву Яшину

Да, сегодня я в ударе, не иначе — Надрываются в восторге москвичи, — Я спокойно прерываю передачи И вытаскиваю мертвые мячи. Вот судья противнику пенальти назначает — Репортеры тучею кишат у тех ворот. Лишь один упрямо за моей спиной скучает — Он сегодня славно отдохнет! Извиняюсь, вот мне бьют головой... Я касаюсь — подают угловой. Бьет десятый – дело в том, Что своим «сухим листом» Размочить он может счет нулевой. Мяч в моих руках – с ума трибуны сходят, — Хоть десятый его ловко завернул. У меня давно такие не проходят!.. Только сзади кто-то тихо вдруг вздохнул. Обернулся – голос слышу из-за фотокамер: «Извини, но ты мне, парень, снимок запорол. Что тебе – ну лишний раз потрогать мяч руками, — Ну а я бы снял красивый гол». Я хотел его послать — не пришлось: Еле-еле мяч достать удалось. Но едва успел привстать, Слышу снова: «Вот опять! Все б ловить тебе, хватать – не дал снять!» «Я, товарищ дорогой, все понимаю, Но культурно вас прошу: подите прочь! Да, вам лучше, если хуже я играю, Но поверьте – я не в силах вам помочь». Вот летит девятый номер с пушечным ударом — Репортер бормочет: «Слушай, дай ему забить! Я бы всю семью твою всю жизнь снимал задаром...» — Чуть не плачет парень. Как мне быть?! «Это все-таки футбол, — говорю. — Нож по сердцу – каждый гол вратарю». «Да я ж тебе как вратарю Лучший снимок подарю, — Пропусти – а я отблагодарю!» Гнусь, как ветка, от напора репортера, Неуверенно иду наперехват... Попрошу-ка потихонечку партнеров, Чтоб они ему разбили аппарат. Ну а он все ноет: «Это ж, друг, бесчеловечно — Ты, конечно, можешь взять, но только, извини, — Это лишь момент, а фотография – навечно. А ну не шевелись, потяни!» Пятый номер в двадцать два — знаменит. Не бежит он, а едва семенит. В правый угол мяч, звеня, — Значит, в левый от меня, — Залетает и нахально лежит. В этом тайме мы играли против ветра, Так что я не мог поделать ничего... Снимок дома у меня – два на три метра — Как свидетельство позора моего. Проклинаю миг, когда фотографу потрафил, Ведь теперь я думаю, когда беру мячи: Сколько ж мной испорчено прекрасных фотографий! — Стыд меня терзает, хоть кричи. Искуситель-змей, палач! Как мне жить?! Так и тянет каждый мяч пропустить. Я весь матч борюсь с собой — Видно, жребий мой такой... Так, спокойно – подают угловой...

1971

МАСКИ

Смеюсь навзрыд – как у кривых зеркал, — Меня, должно быть, ловко разыграли: Крючки носов и до ушей оскал — Как на венецианском карнавале! Вокруг меня смыкается кольцо — Меня хватают, вовлекают в пляску, — Так-так, мое нормальное лицо Все, вероятно, приняли за маску. Петарды, конфетти... Но всё не так, — И маски на меня глядят с укором, — Они кричат, что я опять – не в такт, Что наступаю на ноги партнерам. Что делать мне – бежать, да поскорей? А может, вместе с ними веселиться?.. Надеюсь я – под масками зверей Бывают человеческие лица. Все в масках, в париках – все как один, — Кто – сказочен, а кто – литературен... Сосед мой слева – грустный арлекин, Другой – палач, а каждый третий – дурень. Один себя старался обелить, Другой – лицо скрывает от огласки, А кто – уже не в силах отличить Свое лицо от непременной маски. Я в хоровод вступаю, хохоча, — И все-таки мне неспокойно с ними: А вдруг кому-то маска палача Понравится – и он ее не снимет? Вдруг арлекин навеки загрустит, Любуясь сам своим лицом печальным; Что, если дурень свой дурацкий вид Так и забудет на лице нормальном?! Как доброго лица не прозевать, Как честных отличить наверняка мне? — Все научились маски надевать, Чтоб не разбить свое лицо о камни. Я в тайну масок все-таки проник, — Уверен я, что мой анализ точен: Что маски равнодушья у иных — Защита от плевков и от пощечин.