В конце зимы Морган отпустил молодежь повидаться с семьями и передать Илласу рапорт, написанный под диктовку Арра и стоивший на вечерней тренировке обнаглевшему советнику вдвое больше обычного синяков. После возвращения ребят в отлучку молчком засобирался Арр. Не в Розенгартен ли? От волнения у Моргана перехватывало дыхание. Через несколько дней он зайдет в свою комнату в гостинице, и на его кровати будет лежать, свернувшись в комочек, светлокудрое голубоглазое создание. К нему на шею она, ясное дело, не бросится и голенькой в его объятиях окажется далеко не в первую ночь… с созданием придется долго и серьезно объясняться. Потом объясняться с ребятами, с сестрой. Имандра… С ней будут сложности. Реакция матери? Морган даже не пытался ее вообразить. Не важно. Арр что-нибудь придумает. Важно, что Марго будет здесь, в безопасности. Боясь крушения сладких надежд, Морган не стал расспрашивать Арра, куда тот отправляется, лишь осведомился, надолго ли. Арр ответил как в прошлый раз – «не дольше чем на неделю» – и велел двигаться дальше на восток, пообещав догнать.

На восьмой день Арр не появился. Девятый и десятый Морган провел как с тернием в заднице, несколько раз выходил на тракт и подолгу смотрел вдаль и внутренним зрением, и физическим. В ночь на одиннадцатый вернулся давний кошмар – жена, срывающаяся с веревочного моста; но, когда ее рука выскользнула из его руки, Морган с ужасом обнаружил, что у Идели лицо Марго. Утром он не сумел превозмочь себя и остался в постели. Весь день сознание витало на границе сна и бодрствования, не решаясь двинуться ни в ту ни в другую сторону. Морган добросовестно делал дыхательные упражнения, на какое-то время они утихомиривали ум, потом пожар паники разгорался по новой. Ребята, изнывая от скуки, слонялись по гостинице, а к вечеру собрались в столовой. Имандра играла на скрипке. Далекие мелодичные звуки убаюкали Моргана. Он очнулся ночью, когда на него в темноте взгромоздилось верхом тело – расслабленное и разгоряченное, но, хвала Богам, одетое.

– Хватит прикидываться трупом! – Пространство заполонил ядреный чесночно-пивной дух. – Ждешь, когда поднесут факел или побрызгают смолой? Не надейся! Иди закуси.

Морган мотнул головой, спасаясь от алкогольных миазмов.

– Я беспокоюсь за Арра. Дороги стали опасными.

– Не опаснее, чем были. Просто раньше ты не знал про невидимку и перевербованных Повешенных, поэтому меньше хромал на голову. Я смотрела его фантом. Он жив.

– Фантом может казаться живым и спустя неделю после смерти. Двести раз тебе повторял. – Морган оттолкнул руки, энергично и звонко шлепающие его по щекам. – Отвали!

– Твоя хандра разлагает боевой дух команды. Там печеный лосось, баранина с лучком и перчиком, жареные хлебцы с чесночком… – Щелчок языком. – Местная самогонка также весьма недурна.

– Особенно если запивать ее пивом. Намерена поучаствовать в соревнованиях по блеванию?

– Не. Мне деваха приглянулась, из местных. Давай ты ее заклеишь, а потом мы втроем… – Тело начало совершать возвратно-поступательные движения, кровать откликалась жалобными скрипами. – Ангелочек! Кудрявая голубоглазая блондиночка, а сиськи…

Сердце екнуло, внимание ухнуло вниз и заметалось по столовой, ища костерок среди промозглой тьмы. Противные смешки обдали Моргана новыми чесночно-пивными волнами.

– Знаешь, как это называется? Спермотоксикоз. Как бы ты ни прятался, всем ясно, что тебя поразила самая страшная на свете болезнь. Кто она, – завопила Имандра, – эта богиня, которой удалось пронзить клинком страсти каменное сердце моего притязательного братца?

– Ты бы петрушки, что ли, пожевала, прежде чем на ангелочков охотиться. И завязывай на сегодня с бухлом. – Морган отодвинулся от стены и перевалил седока со своих бедер на освободившееся место. Пускай лучше дудит в ухо, чем щупает девиц. Выболтается и уснет.

– Если сардельку не тренировать, она засохнет и отвалится. – Имандра улеглась поперек, упершись локтями ему в живот. – Давай ты ее заклеишь. А я тебе страшную тайну раскрою. Про Повешенных. Я знаю, о ком они собирают информацию. – Она помолчала, а потом не выдержала: – О синеглазых всадниках, нелюдях, притворяющихся защитниками, и… Поможешь поймать ангелочка?

– И?

– Тех, кто приходит с ними! Они читают дикарей только в нашем присутствии!

Морган резко поднял веки. По потолку беспокойно метались тени, которые бросала через окно раскидистая лиственница.

– Когда это было?

– В Бренне, перед нашим отъездом домой. Пока вы с дядей Арром отыгрывались друг на друге шестами, мы с Керном… – Глубокий, глубокий вздох. – Дядя Арр твердит, что нам не надо в это лезть. У тебя несчастная любовь. Поэтому мы смолчали.

– Вы открывались? – полуутвердительно спросил Морган, осознавая, что ни на ругань, ни на воспитательную лекцию, ни на подзатыльник у него сил нет. И нет в них смысла, слишком поздно.

– Керн – нет. А я – всего на секундочку. Руэлл, я видела того попа и прикоснулась к его фантому. – В Манне сестры возник затемненный образ человека со сложенными крест-накрест на груди ладонями и низко опущенной головой – так, что длинные волосы прикрывали лицо, оставляя видимыми лишь центр лба и нос. Возник и тотчас задрожал, подернулся рябью, словно отражение в потревоженной воде. Имандра не смогла собрать его вновь. – Он странный. Будто идешь ночью в тумане и впереди что-то манит. Не разглядеть. Идешь и идешь, а оно отдаляется, как радуга, и притягивает все сильнее. Я еле заставила себя вернуться. На нем кровь. Он в ней купается.

Морган напряг Дар так, что в конце концов у него заломило виски, зазвенело в ушах и… никаких других ощущений! Надо взглянуть завтра, когда Имандра протрезвеет. Она склонна к бессознательному перевиранию и приукрашиванию событий. Не исключено, что поп ей приснился. Тем не менее вожжи ослаблять нельзя.

– За эту секундочку он узнал о тебе все, – сказал Морган строго. – И возможно, успел доложить хозяину. Ты хотя бы дома об этом рассказала? Илласу, матери?

– Зачем? Они же там, а он здесь. Руэлл, если ты меня сейчас ударишь, ты никогда не узнаешь самую-самую страшную тайну. Тебя какая-то гнида хочет.