Шрифт:
окно, играя в футбол, или что-то не поделили между собой и расквасили друг другу носы, в школе тоже нет-нет да стращали:
— В милицию хотите попасть... Допрыгаетесь.
Павлик связывал милицию с мрачными камерами, с железными решетками.
Немного повзрослев, Павлик понял, что, пугая его милиционерами, взрослые обманывали. Но несмотря на это, где-то внутри Павлика затаилась боязнь милиционера, он ненавидел эту боязнь, а она все-таки жила в нем и время от времени показывала коготки.
Вот и сейчас он убежал от Копытова. А зачем? Звягинцев остановился. Перебарывая этот глупый безотчетный страх, он пошел обратно. Павлик увидел, как девчонка протягивала милиционеру ботинки. Потом участковый скрылся из вида. Что же все-таки со Славкой? И он решился снова позвонить в квартиру Профессора.
— Мне Славу,— сказал он, когда услышал, что к двери кто-то подошел.
— Какого Славу? — нерешительно спросил мальчишеский голос.
— Добычина...
Там, у двери, стоял Ромка. Он узнал Звягинцева. И теперь мучительно соображал, под каким бы предлогом отправить Павлика восвояси? Ромка решил не открывать дверь.
— Добычиных в этой квартире нет,— уже решительнее сказал Ромка.— Здесь живет...
Надо было назвать любую фамилию, а их Ромка знал сотни, но, не подумав, ляпнул:
— Монте-Кристо...
Ромка как раз читал книгу о его приключениях.
— Граф? — чуть ли не шепотом спросил Звягинцев.
Ромка прильнул к замочной скважине и сказал:
— Убирайся, балда. Здесь человек болеет.
Звягинцев еще раз посмотрел на номер квартиры и убито начал спускаться. Во дворе он встретил машину скорой помощи.
Павлик обошел дом. Неужели он мог спутать квартиру, в которой бывал десятки раз? Может, с ним, Павликом, творится что-то неладное? Может, его преследует, как ее... кажется, она называется мистикой...
Звягинцев заторопился на свою улицу. Он даже стал бояться, что не найдет дома, в котором живет. Теперь Павлик не верил самому себе. Около своего подъезда Звягинцев увидел знакомых малышей и, на всякий случай, спросил:
— Эй, вы здесь живете?
— Конечно. Мы же на одной площадке. Разве не узнал? — удивился мальчуган с поцарапанным носом.
— Как же, тебя не узнаешь,— повеселел Звягинцев.
Глава двенадцатая
О ВИТАМИНОВОМ ОТЦЕ,
АЛЕНКИНОЙ МАТЕРИ И КОЕ-КАКИХ БАПТИСТСКИХ ДЕЛАХ
— Мяу-мяу-мяу,— доносилось из кустов колючего шиповника. Анна Ивановна остановилась и удивленно пожала плечами: как это в лесу очутился котенок?
— Кис-кис-кис,— позвала она. В кустах снова мяукнуло.
— Аленушка! — позвала Анна Ивановна дочку.— Иди скорее сюда. Я чудо-юдо нашла...
Девочка не отзывалась. Между тем, в кустах шиповника, полыхающего фиолетовым цветом, снова замяукал котенок. Анна Ивановна с тревогой посмотрела по сторонам: не увидит ли среди редких берез дочку? Может быть, Аленка нашла полянку с цветами и рвет их, увлеклась... Но кругом стояла такая тишина, что Анне Ивановне показалось, что во всем лесу она одна-одинешенька... Только разве вот еще этот, невесть как очутившийся здесь котенок... И тревога за дочь еще сильнее охватила ее.
— Аленка! — крикнула она громче.
— Гав-гав-гав,— донеслось из кустов. Анна Ивановна насторожилась. Потом хитро усмехнулась и сказала:
— В лесу есть и кошки, и собаки, и, конечно, злые волки. Только нет моей дочери Аленки. Уж не съели ли ее волки?
Кусты зашевелились, и из них показался сначала бантик, потом и сама Аленка.
— Не бойся, мама,— сказала она.— Меня не съели волки.
Анна Ивановна нежно погладила дочку по голове и упрекнула:
— Озорница. Напугала мать.
И Аленка весело рассмеялась.
Это было в прошлом году. Анна Ивановна хорошо запомнила ту прогулку. Дочка в синем платьице стояла среди золотистых огоньков и смотрела в небо:
— Облака, облака, вы куда летите?
Около лесного ручейка остановились. Аленка наклонилась над тихой омутинкой и долго в нее смотрелась, как в зеркало.
Потом, когда вышли к месту, где ручеек начинал бойко журчать и прыгать от берега к берегу, Аленка тихо, чтобы не услышала мать, шепнула:
— Ручеек, давай в догоняшки играть?