– Ясно. Теперь о графе.

– Он полковник и служит в секретном бюро походной императорской квартиры. Под началом некоего…

– …Лелорня д’Идевиля.

– Да! – глаза у Ольги округлились от удивления. – Но ты откуда знаешь? Этот господин однажды приезжал сюда на ужин. Очень умный и близок с самим Наполеоном. Ага! Понимаю… Объяснение ведь только одно. Ты тоже сейчас служишь в разведке. В нашей, русской. Я права?

– Нахожусь за штатом, но помогаю, – ухмыльнулся Пётр. – Но вернёмся к твоему постояльцу.

– Полковник Полестель личность очень засекреченная. Проживал у нас под видом эмигранта, а сам был главным над всеми московскими шпионами. Забыла, как это называется…

– Это называется резидент.

– Да! Теперь ему поручена борьба против наших лазутчиков. Я знаю, что сейчас он ловит русского офицера, оставленного Кутузовым в Москве с секретными поручениями. Имеются приметы этого офицера. Недавно поляки упустили его, и поимку доверили графу. У поляков своя тайная служба при Наполеоне…

– Да, бюро генерала Сокольницкого. Дальше.

– Ух ты! – восхитилась княгиня. – А вы много знаете! С этим русским офицером ты тоже знаком? Ты служишь под его началом?

Ахлестышев молча кивнул и сказал:

– У нас мало времени. Рассказывай, пожалуйста, дальше.

– Недавно Полестель был очень зол: русские перехватили императорского фельдъегеря с важными бумагами. Командовал партизанами высокий человек лет двадцати пяти, безукоризненно говорящий по-французски… Ой! Любимый, а это был не ты?

– Действительно, отличные оказались бумаги. Сейчас их читает государь.

Ольга посмотрела на него восхищёнными глазами и продолжила:

– Ещё они опасаются некоего Фигнера и часто о нём говорят. Скажи, это не тот ли Александр Самойлович, с которым ты знакомил меня на вечере у Благово? Извини, но он показался тогда очень неприятным…

– Да, это тот самый Фигнер. А насчёт его характера – такие люди нужны на войне. Сейчас он очень неприятен Бонапарту.

– Фигнер хочет его убить! Французам об этом известно; охрана императора утроена. Предупреди Александра Самойловича – ему не дадут даже приблизиться!

– Как раз вчера пытался. Бесполезно! Капитан Фигнер – человек одной навязчивой идеи. Его не отговорить. Чем ещё занимается Полестель?

– Он довольно скрытен, но иногда проговаривается. Когда хвастает.

– Хвастает?

– Да. Граф, конечно, очень умён. Очень! Но у него есть одна смешная слабость – самолюбование. Он сам себя называет гением секретных операций, представляешь? И мастером тайной войны. Очень ревниво относится к конкурентам-полякам. Вчера Полестель обмолвился, что те скоро зашлют в Петербург агента. Граф не верит в их успех, а Наполеон, наоборот, очень увлечён этой операцией. И убеждён, что сможет в случае успеха знать всё, что думает наш государь.

– Вот как! Ни больше, ни меньше?

– Да.

– А подробности? Он сообщил подробности? Кто этот агент, под каким именем и когда засылается?

– Нет, об этом Полестель промолчал. Сообщил лишь, что агент – женщина.

– Женщина? – Ахлестышев даже встал с кресла. – Вот это да… Слушай, твой рассказ всё меняет. Тебя нельзя сейчас отсюда выкрадывать. Нам слишком важно знать, что замышляется в этом доме.

– Кому это – вам?

– Русскому военному командованию, – серьёзно ответил Пётр.

– Конечно, я сделаю всё, что требуется, – так же серьёзно сказала Ольга. – Что нужно? К бумагам меня Морис не подпустит, а вот разговорить Полестеля я смогу. Если ему льстить, он становится словоохотливым.

– Умница! Всё правильно понимаешь. Но одной тебя мало. Как у вас в доме с прислугой?

– Да никак. Морис приставлен к Полестелю, Гаврила – к моему мужу. А я справляюсь сама.

– Сама?

– Да. Князь язвительно объявил, что мытарства по Москве многому меня научили, и я вполне могу себя обслужить. У нас с ним был бурный разговор о том, кто что делал в эти дни. Я как-нибудь перескажу тебе… Пока знай только одно, самое важное: ко мне в спальню он больше не заходит.

Пётр молча поцеловал Ольгу, потом, после паузы, сказал:

– Мой маленький солдатик… Столько тебе выпало…

– Тебе много больше. Воюешь, и тебя могут убить.

– Начальство обещает учесть мои заслуги и вернуть дворянство. Через амнистию, но я не хочу так. Буду требовать пересмотра дела. Понимаешь, что это значит? Для нас с тобой.

– Конечно. Я разведусь с князем Шехонским, и мы поженимся. Все эти дни, что тебя не было, я хотела тебе сказать… Я была уверена, что вас с Сашей не расстреляли, что ты живой. Так вот. Наши страшные скитания по горящей Москве… Сколько проживу, буду их помнить. Когда я осталась одна, всеми брошенная, и пришли эти гнусные поляки… Но рядом появился ты, очень вовремя. И защитил меня, не жалея жизни, и оберегал, и спасал. Любил. В том аду, в апокалипсисе, когда весь мир рушится – вдруг такая опора. Ты и твоя любовь. Мне ничего теперь не надо, кроме тебя. Прости – я была дура, которую тётки уговорили выйти замуж за этого подлеца. Того, кто нарочно бросил меня в беде, чтобы стать богатым вдовцом. Того, кто предался врагу. Того, который сделал тебя для всех убийцей и каторжником. Ведь не под дулом же ружья шла я с Шехонским под венец! Могла не идти, но пошла. Прости меня, пожалуйста, за это, если сможешь.