И наконец, последним с молодожёнами поговорил Ахлестышев. Он рассказал об Ольге, о своих чувствах к ней, об их истории. О тяжёлом положении молодой женщины, живущей в окружении врагов. Степанида и Зосима Гуриевич заверили Петра, что будут всячески помогать их встречам, а при возможности устроят и побег.

До наступления ночи Ахлестышев с Сашей-Батырем ещё успели сходить на Поварскую. Вардалак обошёл соседей Тюфякиных и научил, что им отвечать, если завтра французы приведут Степаниду с партизаном Саловаровым. Пётр наказал то же самое гусарам. В награду выставил четверть хлебного вина и большую банку варенья.

Всё прошло, как было задумано. Видимо, княгиня устроила вечером порядочный скандал насчёт прислуги. Недоверчивый Морис тут же вышел к русским, когда узнал, что семейная пара ищет работу по дому. Он лично сводил соискателей на место их жительства. Обыватели Поварской в один голос заявили, что Степанида известна им как баба работящая и порядочная. А Федот Тюфякин человек смирный и не лодырь, выпивает только по праздникам.

Не удовлетворившись этим, Морис пошёл через улицу к саксонцам. Те подтвердили, что давно наблюдают эту семейную пару и ничего плохого за ними не заметили. Баба их обстирывает, муж помогает ходить за лошадьми. Аккуратный. Нуждаются в пропитании, да, но в нём сейчас и гусары нуждаются…

Так люди Ельчанинова проникли в жилище полковника французской разведки. А Пётр получил конфидентов в своих сердечных делах.

Уже на следующий день случилось происшествие. Гаврила полез к кухарке с руками. Видно, рассчитывал, что новенькие поначалу буду вести себя тише воды ниже травы. Но Степанида пожаловалась мужу. Тот пришёл со двора в дом и на глазах у жандармов задал Гавриле изрядную трёпку. Как ни странно, этот инцидент лишь укрепил авторитет партизана в глазах Мориса. Тот отставил Гаврилу от домашних дел и поручил их Тюфякину-Саловарову. Лакей теперь целыми днями сидел в гостиной, пил ликёр и ковырял в носу. Зосима таскал воду, топил печи, натирал паркет, и всё это делал весьма исправно. И скоро довольный камердинер поручил ему сжигать ненужные бумаги.

Степанида тоже угодила жильцам. Кушанья она готовила простые, но разнообразные и вкусные. Сам господин Лелорнь, начальник графа Полестеля, дважды приезжал на Остоженку на “русские ужины”. Отчаянов даже хотел перехватить его в один из таких приездов, но начальника наполеоновской разведки хорошо охраняли. Да и жалко было терять источник таких сведений! Степанида беспрепятственно выходила из дома и передавала партизанам пачки выброшенных Морисом документов. Там были донесения полевых лазутчиков, отчёты разведывательных дозоров, но самыми ценными являлись черновики докладов Полестеля. Он писал не только для Лелорня, но и для самого Наполеона. Свои аналитические обзоры граф делал на основе сведений, поступавших в бюро, и указывал источники. Допросы пленных выявляли малодушных офицеров. Допросы поджигателей – имена казнённых героев. Доносы внутренних шпионов – настроения в Великой армии. Наиболее важными были извлечения из депеш агентов Полестеля в Петербурге и внутренних российских губерниях. Обретаясь в Москве под видом эмигранта, граф создал целую шпионскую сеть. Свои агенты имелись и у Лелорня, который тоже несколько лет прожил в России. Среди изменников даже значились один вице-губернатор и один предводитель уездного дворянства. Имён агентов в беловом докладе Полестель, видимо, не указывал, но в черновиках ставил в скобках! Русская разведка получила источник сведений, исходящих из ближайшего окружения Бонапарта.

Пётр тоже выиграл. Теперь он то и дело получал записки от Ольги. В них попадались интересные факты, подслушанные княгиней в разговорах со своим постояльцем, но больше было про любовь… Одно плохо: о побеге Ольги теперь не могло быть и речи. Ахлестышев своими руками создал хрупкую конструкцию, очень полезную для русского командования. Любое изменение, тем более такое важное, как исчезновение княгини, могло эту конструкцию сломать. Приходилось терпеть.

С тех пор, как Тюфякины поселились на Остоженке, там установился новый тайный распорядок. Утром граф Полестель в сопровождении князя Шехонского уезжал на службу. А каторжник тоже, как на службу, приходил к Ольге. Наличие внутри сразу двух союзников многое упрощало. Морис теперь больше занимался приходящими агентами и уже не бегал проверять запоры. Он и раньше не приглядывал за княгиней, поручая это Гавриле. Теперь лакей спивался, и надзора за Ольгой не было фактически никакого.

Утро протекало следующим образом. Улучшив момент, Саловаров со двора впускал Петра в дом и снова запирал дверь. Каторжник взбегал наверх и попадал в жаркие объятья. Часа через два Ольга спускалась вниз разведать пути отхода. В удобную минуту она вызывала Петра громко сказанной условленной фразой. У выхода уже дожидался Саловаров. Он вручал товарищу пачку бумаг и выпускал наружу.

А по ночам Ахлестышев воевал. Спать приходилось лишь несколько часов в сутки, зато жизнь сделалась очень насыщенной. “Отчаянных” осталось мало: Тюфякин и Пунцовый погибли, Саловаров не покидал особняка. Приходилось партизанить вчетвером. Штабс-капитан Ельчанинов поставил перед отрядом конкретную задачу.

– Сейчас самое главное, – сказал он, – это обездвижить Великую армию. Мы уже почти продержались. Ещё неделя ожидания и Бонапарт поймёт, что его перехитрили. Корсиканцу останется лишь бежать из Москвы обратно к Смоленску. Конский состав – вот главный объект нашего удара! Лошадей у французов всё меньше, а добыча фуража для них делается всё труднее. Это только человек может жить на баланде из муки, а строевому коню нужен овёс. То, что вне города, оставим нашим товарищам. А то, что в Москве – наше.

И “отчаянные” начали целенаправленную охоту на фуражные склады. Самым полезным здесь оказался Голофтеев. До войны он вёл раздробительную [60] торговлю сеном и овсом. Все извозопромышленники были старику хорошо известны, так же, как и подходящие помещения. Оставшиеся в городе купцы сообщали ему, где что лежит и как охраняется. После этого появлялись “отчаянные” и устраивали аутодафе. Унтер-офицер просил пожилого уже человека не ходить на поджоги, но упрямец обижался. Он никогда не упускал случая самолично прикончить захватчика. Смелый и безжалостный, дедушка действовал топором. Рука Голофтеева сохранила мужицкую твёрдость. Ахлестышев старался не смотреть на плоды его трудов – зрелище было не из приятных…