– Но ведь, кроме Умара и Буранбая, об этом никто не знает!

– Узнают... И тогда судья Камал потребует, чтобы, по шариатским законам, я подвергла себя самосожжению. Чтобы мой грех сгорел вместе со мной...

– Ерунда! Суеверие! Невежество!

– Нет, это не ерунда. У нас люди помнят законы крепче, чем собственное имя.

– Зачем же... зачем же тогда...

– Я пришла на свидание к тебе? Ты это хотел сказать?

– Нет, не это... Нельзя за одно свидание...

– Можно.

– Человек не должен слепо подчиняться всем законам ислама! В исламе много хорошего... Но почему он допускает, чтобы женщину продавали как товар, как вещь?

Глаза Зубейды набухли от слёз. Они были затоплены тоской и горечью. Смертельной тоской.

– Почему же ты ничего не сделал для того, чтобы меня не продавали Садыкджану как вещь?

– Потому что... потому что я не мог купить тебя!

– Тогда убей меня!

Хамза вздрогнул.

– Сломай эту игрушку, эту вещь, которую продают и покупают и которая носит моё имя.

Туча закрыла луну. Ночь погасла. Ещё одна уставшая светить в бездне вселенной звезда скатилась за край земли.

– Когда я вышла сегодня из дома, - глотая рыдания, прошептала Зубейда, - я знала, что делаю первый шаг к смерти... Прощай!

Она повернулась и медленно пошла назад по чёрной тополиной аллее, похожей на вход в преисподнюю.

Ночная птица, с криком сорвавшись с верхушки тополя, полетела за ней.

Чему быть, того не миновать.

Отгремели свадебные бубны, трубы и песни. Отвеселились гости. Куколка танцовщица закончила свои бесконечные, изящные и грациозные порхающие движения вокруг дастархана.

Зубейду ввели в празднично украшенную комнату и посадили на одеяла за "полог невесты", натянутый от пола до потолка.

Через несколько минут в комнату вошёл байвачча, ступил за полог, сел рядом.

– Как вы себя чувствуете?
– спросил он участливо.

Зубейда молчала.

– Вы действительно смущены, или это игра?
– нахмурился Садыкджан.

– Я смущена, - так же хмуро, как и он, ответила Зубейда.

Байвачча достал из кармана маленькую деревянную шкатулку.

– Это мой свадебный подарок, - сказал он.
– Я заказал его во Франции. Золотой браслет с бриллиантами.

Зубейда молча смотрела на него.

– Наденете сами?
– спросил Садыкджан.
– Или это сделать мне?
– Он взял её за руку.
– Разрешите?

Она отдёрнула руку.

– В чём дело? Почему вы так ведёте себя?

– А вы не догадываетесь?

– Нет.

– Я не буду вашей женой.

– Сегодня?

– Вообще.

У Садыкджана дрогнуло колено.

– А вы знаете, какой калым я уплатил вашему отцу?

– Для меня это не имеет значения.

– Зато имеет значение для меня... Десять тысяч рублей золотом! Таких денег ещё никто не платил в Коканде!

– Мне искренне жаль ваши деньги.

– Не беспокойтесь, они не пропадут.

– Вы зря обольщаете себя.

– Послушайте, Зубейда, я знаю, что вы прочитали много книг. Но есть законы жизни...

– Я не признаю над собой никаких законов, кроме законов собственного сердца.

– С такой программой нельзя жить среди живых людей.

– Смотря среди каких...

– А если ваше сердце - средоточие зла?

– Человек со злым сердцем даже не догадывается о том, что у него есть сердце.

– Приятно слышать мудрые речи от собственной жены.

– Я недолго буду вашей собственностью.

– Всю мою оставшуюся жизнь, длину которой измерил только аллах.

– Ошибаетесь. Гораздо меньше.

– Мы, что же, так и будем заниматься философией всю нашу первую брачную ночь?

– Для меня эта ночь ничем не отличается от других.

– Не мучайте меня, Зубейда.

– То же самое я могу сказать и вам.

– Я ваш законный муж!

– Меня выдали за вас насильно...

– Таков обычай. Он существует многие сотни лет. Ни одна женщина в мусульманском мире не может не считаться с ним.

– А я считаться не буду.

– Так выходили замуж и ваша, и моя мать.

– И обрекли себя на рабскую жизнь, на муки и страдания.

– Жизнь по законам предков вы считаете рабской?

– Для женщины - да.

– Вы равнодушны ко мне?

– Абсолютно.

– Кто научил вас всем этим дерзким мыслям? Ваш друг по сочинению стихов и газелей?

– Он здесь ни при чём. Я сама пришла к своим убеждениям.