91

– Собирайте свою коллекцию дамского белья и бегите из страны.

– ?..

– Я вспомнил вашу фамилию, когда впервые увидел договор. Вспомнил,

что мои партнеры убили вашего отца. Я наивно уверился, что они решили

загладить свою вину и предложили вам выгодный контракт, как некогда

приставили к вам телохранителей, только на этот раз – от чистого сердца.

И я ошибся. Видимо, все-таки некоторые люди неисправимы. А эти к тому

же крайне опасны и уничтожить вас окончательно не составит для них

труда.

– Не запугивайте меня, пожалуйста.

– Только не говорите, что вам нечего терять. У вас осталось всего ничего

– ваша жизнь. И вы в опасности, в очень большой опасности.

– Видимо, мне все-таки придется начинать с нуля. Меня в любом случае

уничтожат или только при условии, что я перебегу им дорогу?

– Черт, если бы я мог в этом покопаться… У меня нет доступа к их

документам, мы как бы по разные стороны баррикад. Но у меня есть

четкое ощущение, что ваш отец даже мертвый представляет им какую-то

выгоду.

– Они убили его потому, что папочка имел глупость потребовать назад

какой-то долг. Это с нефтью было связано.

– И кто выдвинул данную версию?

– Ага. Вы правы. Они меня в этом и убедили. А официальные версии, как

известно, не в счет.

– Вот именно. Послушайте, я попытаюсь что-нибудь разузнать.

– Узнайте лучше, куда делись мои деньги.

– Хорошо, хорошо. А вы пока не высовывайтесь.

Опять? Опять сидеть в квартире №44, как будто это мое самое любимое

на свете место и мне с ним даже расстаться страшно?

Валентин обещал позвонить в скором времени.

На Маяковскую я вернулся в хорошем расположении духа. Меня

подбадривала мысль, что, может быть, скоро я найду объяснение своим

злоключениям и что союзником мне в этом служит любимый человек. Тот

факт, что Валентин фактически отказался отвечать на мое чувство

92

взаимностью, нисколечко не печалил – я изначально считал свое

положение невыгодным, знал, куда это приведет, и еще давно намерился

довольствоваться малым. То есть ролью ученика, а не любовника и не

любимого.

Видимо, все в тот день складывалось удачно. Кошка в мое отсутствие

научилась гадить на постеленные газеты, и я окончательно решил ее

оставить. Вернее, я бы и так и так ее оставил, но теперь без лишних

хлопот. Она очень быстро ко мне привыкла, может быть, даже принимала

за Нелли – хотелось бы в это не верить. Очень любила ласкаться, как все

животные, долгое время проведшие на улице; урчала громко, на всю

комнату при малейшем к ней прикосновении, да и вообще при любом моем

движении. Кошка особенно любила, когда ей гладили живот. И тут

творилось что-то невообразимое – она как будто урчала в полный голос,

примуркивая, от удовольствия распускала когти и нежно кусала мою руку.

В общем, кошка.

Я зашел на кухню, чтобы приготовить чай, а когда вернулся в комнату,

обнаружил на кровати Ваню. Это выглядело смешно. Он как будто

случайно проходил мимо, споткнулся и завалился на мою постель. Кошка,

брезгуя таким соседством, перебралась на письменный стол. Ладно, как

говорит Валентин, сам напросился.

Я запер дверь, погасил свет и лег рядом с ним.

Сомневаюсь, что он влюблен, просто постигает свою сексуальность, а я

вряд ли буду ему перечить.

Мы начали с того, на чем остановились в прошлый раз. Разделись и

стали обниматься и целоваться под одеялом – Ваню смущала его нагота,

хотя я специально погасил свет. Еще он включил радиоприемник,

оставшийся от Нелли, чтобы мы могли стонать и разговаривать, не рискуя

быть услышанными.

Без особой надежды я дотронулся до его члена, но никакого

противодействия не последовало. Наоборот, Ваня встал на колени так, что

я оказался между его ног, и провел членом по моему лицу. Я высунул язык

и почувствовал, как по всему телу любовника пробежала легкая дрожь. От

осторожных ласок кончиком языка я перешел к легким поцелуям, стал

играть языком, рисуя круги по головке и засовывая его под кожу на члене,

затем стянул крайнюю плоть и всосал головку в рот. Ваня запустил руку в