– Меня не надо топить.

– Угомонись. Так ты здесь остаешься или возвращаешься к себе в

комнату?

– У тебя кровать большая и удобная.

– Понятно. Раздевайся, ложись и гаси свет.

Дэн сделал все по-своему. Сначала он погасил свет, долго смущенно

сопел в темноте; раздеваясь, снял только брюки и носки и коряво бухнулся

в постель. На это, действительно, уйдет много время. Я прижался к нему

163

под одеялом. Пока же Дэн кряхтел и откашливался, неожиданно понял

одну вещь.

Я осознал, что, освободив Валентина, отрекусь от него. Это была

моментальная вспышка альтруизма, без которого мое сознание работало

неприкаянно, в холостую. Я сделаю вид, что отрекаюсь от него, дабы

вручить Валентину свободу. Нас ничего не связывает. Своей помощью я

могу обязать его, но никогда так не поступлю. Потому что люблю его. А

любить значит прежде всего думать об интересах противоположной

стороны. На пути к этому есть преграды из трусости, самообмана и

эгоцентризма, но я преодолею их, у меня есть силы. Я люблю Валентина,

сейчас он нуждается во мне, я спасу его, но награды требовать не стану.

Наступит время говорить себе правду и только правду.

От этой мысли мне сделалось грустно. Альтруизм, конечно, очень

красивое и праведное чувство, но, чтобы дать ему волю, необходимо

многое в себе изжить. Прежде всего, игнорировать первородный страх

одиночества. Легче сказать, чем сделать. Я только плотнее прижался к

смущенному Дэну. А ведь он мне нравится. Мне подумалось, что отпустить

Валентина станет намного проще, если я привяжусь к кому-то другому, а

после пробуждения в лесу влюбляться я начал до абсурда быстро. И

почему бы мне, например, не выбрать этого чокнутого, но красивого

парня? Что мне стоит?

Я хотел поцеловать его еще раз, но Дэн отвел лицо.

– Давай как-нибудь потом, я чего-то не готов. Но все у нас получится, ты

не волнуйся.

Эти мне их ломки… Чего они боятся, оказавшись со мной? ВИЧ

подцепить? Мозгляки. Я повернулся на бок и попытался заснуть. Ничего не

вышло. Головная боль, как пинцетом, колупавшая мозги. И еще Дэн

храпел, а мне слышалось: «Души меня подушкой. Души меня подушкой.

Душкой». Презирать я начинаю так же быстро, как влюбляюсь. Если не

стремительнее.

Дэн меня больше не интересовал. Утром он трусливо бежал из кровати и

оставил дверь незапертой, так что из коридора любой мог отсчитывать

пускаемые мной струйки слюны. Целый день Дэн избегал моего взгляда и

старался со мной не заговаривать. Ничего у нас не получится, это так надо

понимать. А уже к вечеру я презирал его всеми силами.

164

Я зашел в комнату ребят, чтобы поболтать с Шуриком. Сел на кровать

Дэна. Он спал, ноги торчали из-под одеяла. Неожиданно я почувствовал

мерзкий, сырный запах. Пахло от его ног. Точка.

Около клуба «Пусто» шумела изрядная толпа и чувствовала себя

преспокойно, хотя до комендантского часа осталось совсем ничего –

Магометов действительно заботился о своих клиентах. Мне же пришлось

досрочно вызвать из отпуска Диего. Встречаться он со мной отказался, но

пообещал, что все устроит. Таким образом, меня внесли в список

приглашенных и на проходе вручили специальный пропуск для свободного

передвижения по городу в ночные часы.

Пашечки-ключника не оказалось ни в одном из пяти залов заведения. Во

втором у меня попросили автограф, в третьем я забрался на вытянутый

стул около бара и заказал виски. Здесь людно – задумай Пашечка что-

нибудь плохое, он никогда не решится действовать при стольких

свидетелях. А идти с ним на улицу я никогда не соглашусь и не только из

чувства самосохранения – какого мнения будет обо мне местная публика,

если я покину клуб с эдаким уродом?

Я слегка нервничал. Но в целом скорее чувствовал азарт, нежели страх.

Бармен поставил передо мной длинный и очень узкий стакан.

– Это еще что? – спросил я, брезгливо вскинув бровь.

– Виски, как вы заказывали.

– А почему в таком бокале?

– Простите, у нас сегодня очень много посетителей и все стаканы для