находилось неподалёку. Может быть, эта дорожка соединяла территорию дома отдыха с

каким-то объектом в лесу или на берегу. Габи не знала.

– Для кого горят фонари, когда вокруг нет людей? – спрашивала она себя.
– Для чего?

Может быть, ночами, когда Габи спала у себя в номере, сюда, на маленькую полянку, кто-

то приходил. И что они здесь делали? Габи представила себе человека, который стоит в

круге света посреди леса и не двигается. Почему-то она видела его только со спины, тёмный

силуэт. Или двое. Под фонарём они что-то обсуждали, специально назначив встречу в месте,

где никто другой их не увидит и не услышит. Со стороны дома отдыха невозможно

разглядеть, что происходит ночами в свете лесного фонаря. Нельзя было даже определить,

пустует поляна или нет.

Девушка решила, что фонарь светит для самой пустоты.

Или для чего-то, что иногда сюда заползает.

Грузно, медленно, всей тушей выдвигаясь из леса.

Тогда Габи отступила в темноту и стала наблюдать за поляной со стороны, из укрытия.

В свой номер она вернулась только на рассвете.

Прошло два дня.

Егоровна сняла блокаду, хотя, будь на то её воля, продержала бы внуков под замком до

самого их совершеннолетия. Все её банки с соленьями, вареньем зазвучали иначе – не гулко

трёхлитрово, а торжественно, все мешки с вяленым, крупами, сахаром и овощами запахли

особо – не прогоркло-сыро, а победой. Уже не отмахнёшься от заверений хозяйки, что вся её

жизнь подчинена заботе о благе и мыслям о будущем детей и внуков – пожалуйста, что бы

они без неё делали, теперь хоть война, хоть чума, но под крылышком у Егоровны, под её

замком каждый будет в безопасности, сыт и здоров – практически доказано.

Малолетние внуки старухи несколько часов кряду пробивали стену этого установившегося

было умиротворения – они хотели гулять, мечтали опробовать подаренную накануне

родителями надувную лодку, жаждали заглянуть в дом Василисы, где наверняка уже

расположилось в кресле привидение Ивана, а, может, даже сохранились следы крови на полу

или даже мелом обведённый контур места и позы, в которой лежал труп – они видели такое в

американских фильмах – да и отыскать зверя-людоеда, подстрелить его и выслать заказной

бандеролью родителям они тоже от души планировали.

Егоровна кричала, дети кричали, ломились в запертые окна и двери, как мартовские коты –

наконец она сдалась, но с одним условием – детей на прогулках будет сопровождать

Лебедев, сторож с заброшенной лесопилки, своё согласие он на то дал. А ребята только рады

были – они обожали деда Алексея: он рассказывал увлекательные истории о войнах и

английских детективах, безостановочно курил вонючие беломорины, что завораживало, и

однажды даже ходил с ребятами ночью на кладбище в соседней деревне, не говоря уже о

средневековом оружие, которое он помогал их выстругивать из дерева.

159

План был такой. Добраться на попутках до протекавшей неподалёку реки Юуванйоки и

сплавиться по ней до самого города Вяртсиля. Встать для этого требовалось в пять утра –

этап, на котором младший внук Егоровны сломался, тем более что утро выдалось холодным.

Сквозь сон он благословил брата на путешествие, и тот, не скрывая капитанского презрения,

стал дожидаться деда Алексея в одиночестве.

Нагруженные, один – собранной в дорогу едой (Егоровна опять победила), а второй –

многокилограммовой, хоть и сдутой лодкой (не самый подходящий груз для старика, но

Лебедев держался стойко), каждый – используя вёсла в качестве посохов, они отправились в

путь и успешно достигли реки. Здесь надули лодку с помощью приложенного к ней агрегата

и, наконец, почувствовали под собой не утомляющую ноги землю и не твёрдые сидения

автобуса, а стремительно бегущую, мягчайшую гладь воды. Сидя в лодке, они чувствовали

себя царями в невесомости. Река делала всё за них, вёслами они лишь изредка

корректировали своё движение, а в остальное время любовались дикими берегами с обеих

сторон, вели мушкетёрские беседы и выглядывали под ледяной водой русалок, с которыми