Причину этого Таня узнала очень скоро.

Когда среди общего веселья один из таких горожан оказался очень близко от носилок с Грязнулей, ближайший грязевик, свирепо оскалившись, стеганул его кнутом.

— Ох! — воскликнула Таня. — Ему же больно!

— Кому… больно?.. — равнодушно спросила Грязнуля, — Что такое больно?..

— Она Замарашку пожалела! — сказала Грязена, все время не спускавшая с Тани глаз.

— Ха-ха-ха!.. — захохотала Грязнуля. — Какая чепуха!.. Они рабы… Все Замарашки — наши рабы… Делают всё за тех, кто не умеет ничего делать и даже не хочет ничего делать… Они твои рабы, Таня.

Таня промолчала. Ей сделалось очень противно.

— Кар-раул!.. Кар-ра-ул! — раздался вдруг пронзительный крик, и над носилками, в которых сидели Грязнуля и Таня, заметалась взъерошенная Сорока. — Он пр-р-робрался!.. Он во двор-р-рце!!.

— Кыш! — рявкнула Грязнуля, и в глазах её вспыхнули злобные огоньки. — Чего ты там стрекочешь?!

— Кот!.. Там кот!.. Он спрятался в твоем дворце… Мы загнали его туда, а бесхвостая караулит…

— Какой кот? Откуда он попал сюда?!

— Вот с этой девчонкой…

— Это правда, Таня?

— Да. Это, наверное, мой Снежок… Скажи сорокам, чтобы они не гонялись за ним…

— Не гонялись?! — опять закричала Сорока. — О, моя королева! Он же чистюля!..

— Да, да! — вмешались в разговор и Грязнулины дочери. — Белый, как снег… Его нужно очернить.

Грязнуля резко вскочила на ноги, так что грязевики, державшие на плечах носилки, крякнули и присели: — Чистенькому ему нечего делать в моём дворце! Генерал!..

Она отдала приказание подскочившему к ней Грязниле, и тот с большим отрядом мигом исчез.

Следом двинулась вся процессия.

Вскоре вышли на площадь, и Таня увидела дом, под самой крышей которого виднелись кривые черные буквы — «дворец»… Ведь без этого никто не догадался бы, что это дворец.

Королева выпрыгнула из носилок, а грязнульки помогли выбраться Тане.

Во дворце не слышно было шума. Грязнуля решила, что кота уже поймали и куда-то заперли. Исчезли и сороки. Генерал тоже не появлялся…

— Все расходитесь по местам! — крикнула королева грязевикам. — Будьте особенно внимательны. У нас гостья, и я хочу, чтобы она навсегда осталась с нами…

Толпа разошлась. Остались только грязевики из красной глины, которые, пощелкивая кнутами, принялись ходить вокруг дворца.

— Я очень устала… — вздохнула Таня.

— О, детка, я понимаю, — погладила её по голове Грязнуля, чтобы еще больше испачкать волосы: — Сейчас пойдешь в свою комнату и хорошо отдохнешь… У нас ты можешь спать хоть целый день. Чем дольше, тем лучше. Девочки, проводите Таню!

Разноцветные девчонки взяли Таню под руки и повели во дворец.

— Вот твоя комната! — остановилась Грязава около одной из многочисленных дверей. — Мы знаем, что ты очень устала. Выспись хорошенько. А потом будешь делать только то, что захочется.

— И никто не станет меня ругать?

— О, нет!

Грязнуша открыла дверь и пригласила Таню войти.

Таня вошла, а грязнульки тотчас захлопнули дверь.

Таня осталась одна.

Комната, куда ее поместили, была небольшая и полутемная. В окна, закрытые тяжелыми пыльными шторами, едва пробивался свет. На столике возле деревянной кровати горела маленькая свечка. Желтый огонёк чуть вздрагивал, по скомканному одеялу и разбросанным подушкам змеились чёрные тени.

Может быть, в другое время Тане и стало бы страшно, но она уже столько насмотрелась и так устала, что сразу же упала на кровать и уснула.

Она не слышала, как дверь в комнату снова открылась и в неё на цыпочках вошла Грязена. Она открыла в спинке кровати потайной шкафчик, осторожно посадила туда черного сверчка, прикрыла и, погасив свечку, бесшумно вышла.

В двери щелкнул ключ. В комнате сгущался мрак.

Когда Васю Синичкина, мальчика, который хотел умыться, бросили в кладовую, он прежде всего заставил себя заплакать.

Да, да! Именно заставил. Обычно он не любил этого делать, считая, что, не отучившись плакать, нельзя стать настоящим мальчишкой.

Но теперь — другое дело. Плакать было нужно: в бою с отрядом грязнилок Васе в глаза попало столько глины, что невозможно было поднять веки.

И Вася плакал. Слёзы текли по его щекам, оставляя полосы…

Когда стало можно смотреть, а глаза уже не щипало, Вася шмыгнул носом и глубоко вздохнул. Привыкнув к темноте, он стал старательно, одну за другой, ощупывать стены, но кроме дыры в углу, куда можно было просунуть только руку и откуда несло холодом, нигде не было не только щели, но даже трещины… Единственное подходящее для бегства отверстие — сквозное окошко в дверях — было загорожено толстой железной решеткой… Плохо дело!