знаю. Вероятно, он за теми далёкими горами, что видели наверху, а это не один день, может даже с неделю.

По гальке идти легко, ноги не вязнут, в тоже время, ступням мягко. Детвора

постоянно отвлекается, убегает к морю, мне уже надоело всякий раз их одёргивать, чтоб

соблюдали тишину и осторожность. Постепенно и у нас улетучивается чувство опасности, берег пустынен и первозданно чист, следов человека уже нет, расслабились, Семён

напевает песенку, на душе хорошо и безмятежно.

В сужении между морем и скалами, мы протискиваемся в тесную щель. Ползём,

хватаясь за скользкие выступы, чтоб не упасть в воду. Наконец выходим в расширение.

Разлом из скал образовывает, что-то вроде маленькой круглой арены, сбиваемся все в

кучу, решаем, как дальше перелазить через скалы, но меня пронзает резкое чувство

опасности, запоздало смотрю вверх и ... нас накрывает сетью. Пытаюсь выхватить саблю, рядом рычит Семён, но ничего не может сделать своим топором. Сверху посыпались

люди, они чувствительно пинают тупыми концами копий, с размаху бьют дубинами.

– Сволочи, детей не трогайте!- кричу я, но получаю столь сильный удар по голове, что

сразу отключаюсь.

Гл.30

Нас волокут как баранов на убой. Верёвки цепко впиваются в тело, шевельнуться

невозможно. Постоянно бьют ногами и палками, больно, обидно, надо же так вляпаться.

Хорошо, что детей не связали, бедняжки бегут следом, но даже не плачут.

Оказывается, за нами долго наблюдали, а я, вот расслабился, опьянел от запаха

свежести, простора, все чувства притупились, а ведь сигналы подавались, надо было к ним

прислушаться. Боже мой, артефакты! На мне нет рюкзака. Скриплю зубами. Неужели все

было напрасно? Эта горькая мысль пронзает сознание. Возникло, что-то неправильное, так, чтоб в одночасье, всё порушилось. Нет, так не бывает, я с ними ещё разберусь.

Нас выволокли наверх и тащат по вполне приличной дороге, по крайней мере,

ветки и камни не уродуют наши тела. Слышу отрывистую речь, конвоиры говорят на

русском языке, значит такие же пришельцы, как и мы. Они одеты достаточно прилично, одежда из шкур изготовлена весьма добротно, у многих копья, кое-кто с мечами, есть

луки и прочее. Не деградировали, может, получится договориться?

Появляется лес, затем возникают просветы между деревьями, много поваленных и

неубранных стволов. Множество народа занимается лесоповалом. Трещит валежник, с

оглушительным грохотом падают деревья, сметая всё за собой, слышатся резкие команды, ругань, где-то свистит хлыст. Рабский труд, мелькает мысль, нехорошо, не туда их завело

– они всё же деградировали.

Лес оказывается позади, впереди долина, на ней стоит весьма ухоженный город-

посёлок обнесённый частоколом из брёвен заточенных сверху. Ворота открыты, охрана в

тяжёлых доспехах, у них щиты и широкие мечи.

– Санёк! Похоже, охота прошла удачно, не часто такие рабы попадаются. Сразу видно -

воины. Хороших деньжат отвалят,- один из охранников внимательно окидывает нас

взглядом, в глазах удивление и призрение, для него мы уже не люди, хуже животных.
– А

детей, зачем взяли? Использовали лучше как приманку,- с чудовищной циничностью

изрыгает он.

– Машка просила, у них своих нет.

– Тебе виднее, ну заходи, тебя заждались.

Нас затаскивают в ворота и мы оказались в городе - дома из брёвен, добротные, по

улице ходит сытый народ, гремят повозки запряжённые буйволами, пахнет

свежевыпеченными пирогами и квашеной капустой, всюду русская речь и много

вооружённых людей. На площади возвышается деревянный помост, на нём лежит

связанный, истерзанный плетьми человек.

– Русских тяжело делать рабами, приходится почти убивать или калечить,- хохотнул, Санёк, увидев с каким состраданием, гляжу на страшную картину.- Ничего, и с вами

поработают, вы воины, будете развлекать поединками.

– Гладиаторов из нас хотите сделать?- едва не задыхаюсь от ярости.

– Это от вас зависит, должность почётная. Иных, даже свободными делаем. Это куда

лучше, чем лес валить или всю жизнь помои выносить.

– Лихо вы развернулись. Кем в прошлой жизни был?- задаю вопрос с целью понять