хочется.

Возбуждённо лает наша спутница, указывая на вазу с маской, затем на себя.

– Эти артефакты у неё, или у них,- понимаю я.

– Ты отправляйся с ними, а я сам найду детей,- убеждённо говорит друг.

– Да, конечно,- не соглашаюсь с ним,- сам он пойдёт! Сначала найдём Светочку с Игорем, потом будем спасать мир,- хмыкаю я.- Попробую объяснить девушке ситуацию.

Беру один из рисунков, переворачиваю чистым листом и делаю жест, будто хочу,

что-то написать. Женщина моментально выуживает из ящика карандаш и почтительно

кладёт на лист бумаги. Конечно я не художник, но я догадываюсь, наша спутница

обладает абстрактным мышлением, поэтому схематично рисую нескольких человечков.

На двух указал, что это я с Семёном, на человечка с длинными волосами - на неё,

раненого изображаю лежащим на кровати. Женщина кивает. В то же время на её

мордашке возникает непонимающее выражение, может у них как у северных народов,

кивок означает отрицание? Продолжаю рисовать дальше. Изображаю берег реки и за

стеной ещё двух человечков. Затем отдельно рисую человека, а рядом маленькую

фигурку. На большую указал, что это я, а на маленькую, те, что за стеной.

– Вард!- вырывается у женщины восклицание. Она сплёскивает руками и тянется к

автомату, что висит у меня за спиной.

– Она хочет идти с нами,- понимаю я.

– Я бы не давал ей оружие,- хмурится Семён.

– А, пусть берёт,- отмахиваюсь я.

Выбираемся на палубу. Должно быть сейчас, ближе к двенадцати, но серость утра

лишь слегка разбавилось светом, словно сквозь грозовые тучи пытается вырваться

Солнце, но без шансов на успех, а вдали виднеются стены купола, которые должны

состыковываться со сводом, но на его месте клубится белый туман. Стайка птиц или

птеродактилей весело шныряет у отмелей, не обращая внимания на ракообразных мокриц, которые деловито, как люди, ходят на передних конечностях и выхватывают клешнями

всякую живность.

За каменным валом, у которого произошла схватка с амфибией - силуэты

заброшенного города, где-то в развалинах, прячутся наши дети.

Наша спутница первая прыгает на берег, морщится, для неё скудное освещение

слишком яркое. Красные зрачки растягиваются в едва заметные щели. Она без шлема, волосы искрятся на плечах как у хорошей лошади хвост. Она деловито лает, видно

торопит, лицо серьёзное, озирается по сторонам, её автомат выписывает кренделя.

Мы прыгаем следом. Я торможу рвущуюся вперёд женщину, взглядом указываю

место между мной и Семёном. Негоже ей подвергать себя первой опасности. Она без

ропота пристраивается за спиной и мы, огибая место трагедии, двигаемся к каменной

лестнице.

– Надо бы похоронить,- грустно изрекает Семён, глядя на изувеченные трупы.

– Это она пусть решает, может не в их традициях хоронить тела,- замечаю я.

Рептилия лежит, как лежала, но вокруг неё уже шныряют шустрые ящерки,

ящерки-пираньи, определяю я, с опаской смотрю на них, но они заняты своим делом, на

нас не обращают внимание.

У лестницы пришлось идти мимо первой жертвы. От спецназовца почти ничего не

осталось, кости разбросаны вдоль стены, из которой угрюмо смотрят тёмные проёмы

окон. Женщина замедляет шаг у останков одного из людей, отрывистое рыдание

вырывается из горла, но она сдерживается и идёт дальше. Я замечаю, у неё это первые

эмоции, относительно своих товарищей. Представляю, как в душе переживает, но

держится как истинный солдат.

Ступени сложены из грубо оттёсанных глыб, ведут вверх между потемневших от

времени стен. Следы некогда металлических перил ржавчиной опоясывают весь периметр

лестницы. Разноцветные ящерки носятся по плитам, борются с толстыми жуками,

кидаются на скорпионов, забавно верещат и нас не боятся.

Осторожно ступаем на покрытые, многочисленными лишайниками, ступени. Я на

пределе возможностей., впитываю в себя все запахи и звуки, кто его знает, что за напасть