— Танька! — вылетело непроизвольно.

Через секунду в дверях возникла красавица Рашна.

— Who are you talking to?[106] — она смерила его недовольным взглядом с ног до головы и, не найдя в руках телефонной трубки, уже заподозрила неладное. — Have you just called ME by somebody else’s name?[107]

— Shoot![108] — менее образованный англичанин, скорее, выкрикнул бы немножко иное ругательство. Но Ларик был как-никак выпускником Итона. — I didn’t call you by nobody’s name! Something strange is happening to me, I need your help! Now! Say something in Hindi to me! Please![109]

Возмущение сменилось в глазах Рашны недоумением.

— Well?[110] — прикрикнул Ларик нетерпеливо.

— Тумхем киа хо раха хэ?[111] — подчинилась жена.

Он смотрел в ответ тупо, только рот раскрыл.

— Киа тум бимар хо?[112]

— Какой красивый язык, — наконец отозвался Ларик, но голос снова звучал как не свой.

— Wha-at?[113] — округлила глаза Рашна. — And what language is that?[114]

— English of course! Am I not talking English to you right now?[115]

Рашна только головой покачала — опять муженек перетрудился, не иначе. Нечто похожее случилось в их благополучном доме в первый день Нового года: будто на разных языках разговаривали и не понимали друг друга совсем. Хорошо еще, что потом помирились, а то, она слышала, слишком много людей стало в Англии разводиться по разным поводам, у них, слава богу, до этого не дошло. Вздыхая, она направилась в dining room[116], пообещав на ходу Ларику a nice cup of tea[117].

«Ну что же — проверено, хинди, по крайней мере, пока не знаю. Значит, не проснулся в одночасье полиглотом, — Ларик еще раз задумчиво потер ушибленную макушку. — Может, я просто переутомился и мне это показалось?»

Он снова взял в руки книжку и непроизвольно открыл ее.

«Простите мою навязчивость, но я так понял, что вы, помимо всего прочего, еще и не верите в бога?» — прочитал он вслух все тем же «не своим» голосом.

Ларик икнул — почти как персонаж, к которому обращался в диалоге автор тех строк. В животе, кажется, от беспокойства забегали мурашки. Пять минут он дрожал, тщетно пытаясь взять себя в руки, а потом медленно начал считать до десяти, лишь на восьмерке заметив, что это делалось не по-английски.

«Да, я не верю в Бога, — сказал он себе как можно тверже. — И всему этому должно быть простое научное объяснение».

«Научное?» — переспросил, будто сам себе не верил.

«Ну а какое еще, черт побери? Все действительное разумно и поддается объяснению. С научной точки зрения. В частности, вот этот феномен можно объяснить, например, амнезией, которую я вполне мог испытать когда-либо. Или другими свойствами памяти... Кстати, да! — вспомнил он почти обрадованно. — В этом шкафу где-то была книжка по психологии, там про память очень толково написано, надо, пожалуй, ее поискать...»

Он слегка нагнулся, чтобы подняться с кресла, и получил второй удар по макушке.

«Что за черт?!» — разозлился Ларик, хотя и не мог понять, на кого. Он поднял с полу вторую книжку, облюбовавшую его голову в качестве мишени, и прочитал на твердой обложке еще один русский заголовок:

— «Идиот».

Ведьма

Магия продолжала усиленно убывать по всей планете. Колебания ее притоков и оттоков и раньше не всегда приводили к благоприятным явлениям, а с приближением Конца Света сплошь и рядом вызывали стихийные бедствия. Последствия незначительных магических всплесков в местах с преобладанием Здравого Смысла, как, например, поломка семафоров в лондонском метро, были сущей ерундой по сравнению с тем, что происходило в тех уголках Земли, где раньше Магии было достаточно, а потом резко не стало. Именно там исчерпавшая свои магические ресурсы планета не подчинялась заклинаниям метеорологов — сотрясала корой, размахивала атмосферой, танцевала, притоптывала и мантией помахивала. Разгулявшиеся ураганы не щадили даже спортивные соревнования, налетали неожиданно, и душевные порывы болельщиков их удержать не могли. В южных районах снег заметал дороги, рвал ветхие линии электропередачи, которые до того работали чудом; лишенные магической поддержки ремонтные бригады пытались их наладить, сражаясь со снегом и ветром. На севере извергались вулканы, рассеивающийся от них пепел угрожал полной остановкой авиасообщения в целом полушарии. В Москве было непривычно тихо, стояла лишь дурацкая погода. То холодало, то теплело, снег выпадал, и таял, и замерзал опять ледяными полянами и буераками.

Уже конец марта, а весны так и нет. Наверное, весна, как и я, ждет тебя и не наступит в Москве, пока здесь тебя нету. И от моей дочки с тех самых пор, как на Брут с гномами улетела, ни слуху ни духу. Правда, с ней у меня есть одна ниточка связи — чутье материнское, благодаря ему знаю, что с ней все в порядке. Но вот удастся ли им с Васей наш мир спасти на чужой планете — не знаю. Это все-таки НАШ мир и спасать его, думаю, нужно здесь, а не в космосе. И только вместе с тобой, Танька. Только ты о Конце Света знаешь то, чего другие не ведают, и свершить можешь многое, что другим неподвластно. Я готова спасать мир и дальше, но каким образом, если я здесь, а тебя — нету?..

Варвара откинулась на спинку стула, закрыла глаза и на миг представила за спиной Таньку: вот она, сидит на диване, обхватив руками коленки, что-то тихонько бубнит про Конец Света, а потом замолкает с грассирующим смешком: «Работай-работай, не буду мешать». Варвара даже обернулась — диван пустой, в комнате никого, лишь из прихожей доносятся детские голоса. А тебя нету...

Мы тут втроем как-то странно сегодня питаемся — бутербродами из сыра «Эмменталь» и ананасов. Ося готовил, Грише понравилось, а мне, прямо скажем, не очень, еле кусок дожевала.

До сих пор Варвара не знала даже, какая еда Таньке нравится: всего-то один раз наблюдала, как у той аппетит прорезался, когда та в Новый год уплетала капусту, что сосед Леха принес в коробочке из супермаркета.

Была бы ты тут, я бы целую бочку капусты тебе насолила, кажется, ты ее любишь? Я умею капусту солить и готовлю неплохо, я кормила б тебя с упоением каждый день... Но тебя нету.

Варвара поднесла к губам чашку еще не остывшего черного кофе с терпким травяным привкусом. Сделала несколько глотков.