Алабай укоризненно глянул на хозяина: «Можно было бы и не напоминать, я тебе что, болонка тупая?» Затем отошел в сторону, хорошенечко отряхнулся – от кончиков ушей до пальцев лап – и вальяжно, словно пэр Англии в дверь парламента, «внес» себя в салон джипа. Где и улегся на пол, приготовившись к комфортабельной поездке.

Но не сложилось. Хозяин, которому некуда было поставить ноги, бесцеремонным пинком по пушистому пэрскому заду восстановил статус-кво:

– А ну, подвинься, Ханыга! Ишь, разлегся, чисто – фон-барон!

«Не фон, а сэр. Вернее, сэр пэр».

Пришлось собаке сесть. Но башку лобастую на колени хозяину пес все-таки пристроил.

До лесного хутора, где обитал Тихон Васильевич Иванов, вприпрыжку на джипе добираться, как установили они экспериментальным путем, пришлось около сорока минут.

– Это ж сколько пилить пехом через лес? Часа полтора, не меньше? – покачал головой Володя, с любопытством разглядывая высоченный, сложенный из отборных бревен забор. – А неслабая у вас оградка, настоящий форт! Тоже от набегов индейцев защищает?

– Туарегов, – усмехнулся Матвей, глуша двигатель. – Таких, как ты. Но вы действительно тут мощно укрепились, Тихон Васильевич, – повернулся он к старику. – Зачем такие меры предосторожности?

– Значит, надо, – буркнул тот, выбираясь из джипа. – Что касаемо «пехом через лес», то – приблизительно столько же идти, сколько и ехать. Топать-то – напрямик, а на машине попетлять пришлось. Я вот подумал – наверное, стоит завтра автомобиль ваш здесь оставить и пешком к Никодиму отправиться, так быстрее получится. Хотя не получится… Нет – поедем.

– Почему? – напыжился Володя. – Вы что, нас слабаками городскими считаете, думаете, мы на первом километре сляжем? Да мы, чтоб вы знали…

– Помолчи, балабол, – поморщился старик. – У меня и так что-то голова тяжелая, словно давит что-то… или кто-то! Вижу я, что ты – лось здоровый, вижу! Но слабина в тебе все ж таки имеется.

– Какая, интересно?

– На голову ты слаб, кажись.

– Вот уж спасибочки, – буркнул Володя, вытаскивая из багажника пакет с продуктами. – Я сразу понял, что не нравлюсь вам, вот только не пойму – почему?

– Вот был бы ты «бабенкой в самом соку, ядреной да бойкой, тогда можно было бы и погутарить насчет нравится – не нравится», – усмехнулся Тихон Васильевич. – А так… Нормальный ты парень, это я знаю, только неугомонный и… глуповатый, как щен годовалый. По-житейски глуповатый: опыта у тебя мало. А на машине мы завтра поедем по одной простой причине – не в лесу же вам торчать, куковать, ждать, пока я к Никодимушке схожу? Вот в гаргулье вашей и подождете. Все, хватит стоять мерзнуть, пошли в дом. А хотите, я баньку протоплю? Кто знает, куда нас завтра судьба забросит, боюсь, не до бани тогда будет. Сил вам надо поднабраться, чувствую я – понадобятся они все, что у вас есть. И даже больше, чем имеется.

– Баня – это хорошо, – мечтательно улыбнулся Матвей. – Только неудобно как-то вас напрягать, сами же сказали – плохо себя чувствуете.

– Так это я душевно болею, давит на грудь и на голову, а что касаемо баньки – мне и самому она сейчас нужна.

– Тогда мы вам поможем, дров наколем или еще что-то…

– Разберемся.

Баня, настоящая русская баня, с ядреным паром, с душистыми березовыми вениками, по части владения которыми Тихон Васильевич оказался непревзойденным мастером, стала неожиданным подарком судьбы.

Казалось, что веники выхлестывают не только накопившуюся усталость из мышц, но и сомнения, тревогу, маяту из не менее уставших душ.

А потом был щедрый стол со всеми «озвученными» хозяином разносолами, и самогон оказался не опрокидывающей с ног сивухой, а чудодейственным эликсиром, эквинтесинциат сил и молодости.

Спать гостей старик отправил на печную лежанку, Матвей едва добрел до нее, чуть не отключившись на ходу.

И уже на грани исчезновения сознания, когда реальность начинает расплываться, переходя-перетекая в картины сновидения, Матвей увидел склонившегося над ними Тихона Васильевича. Зрачки старика вновь расплылись во весь глаз, утопили радужку, он что-то шептал, водя над головами гостей маленькой иконкой.

Было это на самом деле – или события прошедшего дня подкинули Кравцову такой сон, – он не понял: нырнул в неожиданно мягкую и уютную темноту.

И все было хорошо в этом пушистом коконе ночи: впервые за много дней душа Матвея полностью отключилась от изматывающей реальности, она расслабленно разнежилась в состоянии покоя.

Пока не началось… землетрясение. Или душетрясение? Потому что душу его внезапно начало мотать из стороны в сторону, и она на себе ощутила, что чувствует горошинка в погремушке.