– Вы что, теперь меня выгоните, да? – всхлипнул провинившийся.

– А что с тобой еще делать? – закричали мальчишки.

– Может, возьмем Сережу на поруки? – вдруг предложил Воловик. – Борзов же сам признался, что взял шильдик, а это мужественный поступок. Накажем его, конечно. Назначим десять дежурств по гаражу. Есть возражения?

Мальчишки молчали, не решаясь высказать протест, хотя он и читался в возмущенных взглядах, которыми они обменивались.

– На сегодня все, а Сергей пусть начинает уборку, – жестко проговорил Воловик, легонько шлепая мальчишку по затылку.

– Вот ведь Макаренко, – усмехнулся стоящий рядом со мной Ласточкин. – Умеет он найти подход к пацанам!

Я с теплотой смотрела на Воловика и уже не сомневалась, что этого замечательного парня во что бы то ни стало нужно спасать от тюрьмы. Между тем мальчишки разошлись, и в мастерской остался только пронырливый Серега. Он принялся собирать разбросанные там и тут детали и инструменты и укладывать их на тянущиеся вдоль стен полки.

– Валерий, – подала я голос. – Мне необходимо с вами поговорить насчет инцидента на заправке. Дело вовсе не так безнадежно, как вы представляете. Я была у потерпевшего, и он, оказывается, не так серьезно травмирован, как пытается изобразить.

Пока я говорила, лицо моего подзащитного мрачнело все больше и больше, пока он, наконец, не сделал протестующий жест рукой, как бы стараясь закрыть мне рот, и глухо не произнес:

– Знаете, дамочка, я не прошу вас о помощи. Я вообще вас ни о чем не прошу. Я виноват и должен понести наказание. Я поднял руку на пенсионера и отвечу за это по закону.

– Валера, ты ж сроду мухи не обидел, – усомнился в виновности приятеля участковый Ласточкин.

– Да этот старый хрен сам виноват, – встрял в беседу мальчишка. – Он как начал орать и обзываться, тут любой бы не выдержал!

– А ну-ка цыц! – прикрикнул на парня Валерий. – Занимайся своим делом и не лезь в разговоры старших!

Серега насупился и с удвоенным усердием принялся подтирать лужицы на полу мастерской, демонстративно обходя тряпкой наши ноги.

– А вы, дамочка, шли бы отсюда, – вдруг заявил Воловик. – Когда вы появляетесь рядом, всегда случаются неприятности. Я отказываюсь от защиты в суде, так в своей конторе и передайте. Мне вообще не нужен адвокат, пусть суд назначит мне наказание, которое сочтет нужным.

От неожиданности я потеряла дар речи. Он в своем уме – отказываться от защиты? Да его же упекут на пять лет как минимум! А как же его ребята? Пусть опять возвращаются на улицу? Ну уж нет, так просто Валерию от меня не отделаться! А между тем доверитель продолжал меня гнать.

– Слушайте, как вас там? Агата? Скажите, Агата, чего вы ко мне пристали? Вам что, заняться нечем? Вы молодая красивая девушка, должно быть, успешный адвокат, у вас все хорошо, вот и занимайтесь своими делами.

Ключевыми в его монологе были слова «у вас все хорошо», это я поняла по тому, как Воловик выделил их интонацией. Значит, я недостаточно несчастна для тебя? Ну что же, можно и по-другому. Я сделала плачущее лицо, напряглась, покраснела, выдавила из себя слезу и, улучив момент, когда Воловик замолчал, чтобы перевести дух, прохныкала:

– Вот вы не знаете, а говорите! Вам известно, почему ваше дело передали мне? Да потому, что Боря уехал в Израиль! Меня бросил, а сам уехал! А мы с ним с первого курса института вместе!

И тут я заревела по-настоящему, живо представив себе, что Джуниор на самом деле навсегда останется в Тель-Авиве. Эта мысль до сего момента не приходила мне в голову. Казалось, что Борис просто уехал на пару недель в отпуск, но скоро вернется и все будет по-прежнему. Я буду повелевать Борисом, безраздельно владея им на правах лучшего друга, и он всегда будет рядом, что бы ни случилось. А вот о том, чтобы лишиться Устиновича-младшего навсегда, я как-то не задумывалась, а подумав, не смогла удержать себя в руках и теперь заливалась горючими слезами. В глазах Воловика появился неподдельный интерес, и он сделал несколько шагов в мою сторону, чтобы протянуть опрятный носовой платок.

– Ну ладно, я пойду, – пробормотал участковый Ласточкин, переставая что-либо понимать, ведь я буквально полчаса назад уверяла его, что не имею никаких видов на Устиновича-младшего. И что вообще-то я всего лишь Борькина коллега по работе.

Пока я вытирала лицо большим клетчатым платком, пропахшим дегтем и бензином, Воловик проводил приятеля до машины и вернулся ко мне.

– Ну что, успокоилась? – участливо поинтересовался он, заглядывая мне в лицо. – А кто это у нас такой заплаканный? – пробасил он, трогая меня за щеку твердым пальцем в мозолях и несмываемом мазуте.

– Это я, – сквозь слезы улыбнулась я. – Тушь в глаза попала, я не могу сесть за руль…

– Без проблем, отвезу тебя, куда скажешь, – обрадовался Валерий, и я поразилась перемене в его отношении ко мне.

Как только я стала бедная-несчастная брошенная барышня, а не самодостаточная леди-адвокат, я сразу же обрела в глазах Воловика несомненную ценность. Он даже готов отвезти меня домой! Это было даже лучше, чем я могла ожидать, и я покорно натянула на голову шлем и уселась на мотоцикл позади Валерия, обхватив руками его широкую спину.