И на перроне мы стоим

Сегодня едут дембеля

А через год поеду я.

Мишка не Мишка, Кобзон в тельнике — голос прорезался, и гитара не дребезжит.

— Сюда весной нас привезли

Мы чуть не сдохли от тоски

Но старшина нам дал понять

Границу надо охранять.

Из популярного в эфире «Аэропорта» моряки переделали… Но как здорово!

— Пускай девчонки подождут

Пока снега и льды сойдут

И вот однажды, друг, весной

Вернёмся мы с тобой домой.

Я и не заметил, как оказался за колючкой, на песочке, у Мишкиных ног.

— Иман-1, Иман-1

И на перроне мы стоим

Нас провожает молодёжь

А жизнь назад не повернёшь.

— Действительно, — Оленчук глубоко с надсадою вздохнул, — не повернёшь. Казалось в Анапе — конца края не будет службе, а теперь через какой-то год однажды я пожму тебе, Мишка, руку и никогда больше не увижу твоей мерзопакостной рожи.

— Да-а, — согласился Курносый. — И мне, может быть, никогда больше не едать хохляцкого сала с чесночком. Вот трагедия. Будешь высылать, а, Ваня?

— Эй, моряки, — крикнули с того берега. — Айдате в гости.

Девчонки крикнули. Две симпатичные, в купальниках. Парни встрепенулись. Но Курносый удивил:

— Лучше вы к нам — у нас гитара.

Очаровашки не заставили долго упрашивать. Два-три десятка взмахов рук, и вот они перед нами — во всей своей красе и наготе, с бриллиантами сверкающих на солнце капель воды.

— Что поём?

Моё внимание привлёк другой объект на реке. Лодку крутило и несло по течению — верный признак отсутствия вёсел. В ней две пары в неглиже — у женщин было, за что зацепиться взглядом, мужики — брюхатые, лысые. Но их надо было спасать — лодку без вёсел Иман вынесет в Уссури, а там Китай. Разделся и по пояс вошёл в воду:

— Конец есть? Кидайте.

Женщины прыснули, кокетливо изгибаясь объятными телами. Один мужик встрепенулся:

— Я щас кину. Я тебе такой щас конец кину.

Тем не менее, хватаясь за борта, неуклюже, раскачивая лодку, пробрался с кормы на нос и кинул мне фал, привязанный к огону лодки. Я потащил их к берегу:

— Помогай, мужики.

Парни кинулись ко мне, и общими усилиями вытащили лодку на сушу. Первым прыгнул из неё тот самый суетливый мужик со своим дурацким:

— Я щас кину, так кину…. Кто старший? Ты? Фамилия? Построил народ и в часть, к дежурному, за наказанием. Скажите: приказал начальник штаба Кардаш….

Эге, вон какую акулу вытащили себе на горе. Знать бы, с места не сдвинулись — катитесь, товарищ кавторанга, в Китай, там вам самое место.

Нырнули за колючку, побрели со слипа, девчонок, понятно, с собой не позвали.

В бригаде три дежурных — оперативный по границе, по части и по базе. Оперативному не до нас. По части? А пойдём-ка к тому, который по базе — начштаба ведь не сказал к какому именно. Там сундук какой-нибудь, Гераська с ним мигом договорится — чтоб без наказаний, устным внушением….

Пришли в автопарк. Я народ построил, в дежурку заглянул — там два сундука что-то пьют из чайника, на красных носах капли пота. Так, мол, и так, доложил, прибыли по приказу начштаба Кардаша для наказания…. на ваше усмотрение.

Сундук с повязкой фуражку натягивает и за мной. И началось адажио в исполнении подвыпившего мичмана бербазы…. Мол, вы, ханкайцы, о себе много мните, на всех свысока глядите, а сами-то…. Тьфу! Нет, два раза тьфу! Не было его в тот день в роте, а то бы он одной рукой всю эту ханкайскую шайку дембелей….

Достал своей пьяной блевотиной словесной до самого не могу. Решил мужиков не подставлять, а сам развернулся и пошёл прочь.

— Стой! Стоять, старшина, — слышу за спиной. — Стой, сука!

И топ-топ-топ следом. А ведь догонит и ударит. Нет, этого я ему не позволю. Развернулся и даже шаг на встречу сделал — иди сюда, сундучара! Он тормозить — его в сторону качнуло. Смотрю — подмога летит. Думал, ему — оказалось мне. Мичман Пушкарёв, наш ханкайский, бывший дембель, теперь инструктор по комсомольской работе в бригаде. Схватил пьяного за руки:

— Коля, что ты, что ты, уймись….

У того голос в визг сорвался:

— Урррою сучонка…!

Я развернулся и ушёл на пирс. Ребята наши следом. Но инцидент был не исчерпан.