Прошлогодняя синева
вернуться

Курдюмов Всеволод Валерианович
Шрифт:

Люцерн

Е. В. Тикстон

1. Вечера

Под молчаливые каштаны Из душной комнаты скорей! Спустилось кружево тумана На ожерелье фонарей. В глухую музыку отелей Вплели узор колокола. Передзакатно пожелтели Озер уснувших зеркала. Причудлив в ночи полнолуний Теней темнеющих узор, И все напевней, тихострунней Ночные шепоты озер. Июнь 1911

Вы мелькнули

Белой пеной, лаской платья Смело схвачен стройный стан. Вальс струит любви заклятья И мгновенного объятья Вечно сказочный обман. Вы шуршали шелком трена, В сердце сеяли раздор. «Вы — сильфида, вы — сирена, Сердце властно просит плена» — Вам шептал, смеясь, танцор. В губ презрительном разрезе Схоронили вы ответ. Вы мелькнули в полонезе, Вы — мечта моей поэзии. Я — влюбленный в вас поэт. Как люблю я одурь встречи, Недомолвки бальных фраз. В сердце их навек отмечу… Верьте — наизусть отвечу Я все дни, что видел вас. Март 1910

Солнце полуночи

Василию Петрову

Когда мне сказали: «Есть земли, где солнце восходит в полуночи» — я хотел увидеть эти земли, я оставил мои черные одежды инока, и те, кто меня видели — говорили: «Ты жених, идущий навстречу невесте» (но невеста моя была солнце, что восходит в полуночи, а этого они не знали). И проходили и сменялись дни и месяцы, и края одежд моих заалели от крови, крови ног моих израненных, — а я не видел земли, где солнце восходит в полуночи. Усталый, уснувший у колючего куста шиповника, я встретил Джэму, и ласки ее получил — как подаяние; и если когда-нибудь я вновь надену черные одежды инока, и мне скажут: «Есть земли, где солнце восходит в полуночи», я отвечу: «Я видел эти земли». Сентябрь 1911

Рабы любви

Молчи и гибни и покорствуй! В бокалах радужна резьба. В проклятом рубище раба Тебя ломоть минует черствый. Бежав полночных одиночеств, Царица в милостях щедра — Рассыплет горсти серебра. О, жди свершения пророчеств! Открой же жадные объятья! Но — повелителен и груб — Другой коснется алых губ. А твой удел — проклятья. Сентябрь 1911

Гобелены

2. «Петли у шелковой лестницы…»

Петли у шелковой лестницы Цепко к карнизу прилажены. Скоро ли сдастся маркизу Сердце усталой прелестницы? Лестно ведь, плащ свой разматывая, Глянуть в замочную скважину. Разве желанья не станет Руки лобзать бледно-матовые? Лестно за серой портьерою Сладкое имя Эмилии Робко промолвить украдкою, В звезды счастливые веруя. Только бы вдруг появлениями Граф не нарушил идиллии — Нежно-влюбленные души Тешатся уединениями. Февраль 1911

Фейерверк

Л. Гольштейн

В сердце смутная усталость. Несколько звезд упало и померкло… Вот все, что осталось От фейерверка. От бенгальских огней красного зарева Покровы ночи стали еще темнее. Кажется вам — на пожаре вы, И рухнут башни скоро, пламенея, В странных очертаньях светлого облика Чудятся пляшущие химеры, Но все рассеется в чадное облако С удушливым запахом серы. В сердце смутная усталость. Все упало и померкло. Ничего не осталось От фейерверка… Август 1911

Долорес(отрывки)

1. Вступление

Гидальго дерзкой тешась позой, У арок сонного дворца Сверкну бессильною угрозой И лживой томностью лица. Эй, выходи — ломаем копья!.. Но ты — фантом, а я — в бреду. Лишь за окном белеют хлопья, Полозья звякают по льду. Ведь я живу моею ложью И ложью клятв моих пустых — Пусть бьется лживо-страстной дрожью Мой стих. Апрель 1911

2. «Я сбросил бранные доспехи…»

Артуру Гофману

Я сбросил бранные доспехи И грудь из брони расковал. Я у тебя. В жемчужном смехе Дрожит твой девичий овал. Я у тебя. В уснувшем замке Застыл надменно мрамор арк, И ты, в окна ажурной рамке, Киваешь мне в твой лунный парк. Но ты сойдешь, и края платья Коснутся робкие уста. Но в светлом таинстве объятья Ты, как Мадонна, мне свята. Как я любил твой тонкий профиль На фоне трепетных свечей, Когда Распятый на Голгофе Нас осенял венцом лучей. Где ты прошла — алеют розы. Где ты стоишь — лазурный храм. И так бестрепетно мимозы Несут цветы к твоим устам. Перед тобой в лазурном храме Померкли контуры икон. И я молюсь Далекой Даме, Далекой Дамою пленен. Февраль 1911