После революции в литературу вошла молодежь‚ которая принесла с собой новые темы‚ ритмы и интонации. Поэты и писатели начинали творческую жизнь в семнадцатьдвадцать лет; они были свидетелями‚ а то и участниками Гражданской войны‚ безоговорочно приняли советскую власть‚ воспевали первые ее достижения‚ ненавидели ее врагов‚ – среди молодых литераторов оказались представители разных национальностей‚ в том числе и евреи, которые писали на русском языке.

Э. Багрицкий:

Нас водила молодость

В сабельный поход‚

Нас бросала молодость

На кронштадтский лед.

Боевые лошади

Уносили нас‚

На широкой площади

Убивали нас.

Но в крови горячечной

Подымались мы‚

Но глаза незрячие

Открывали мы...

С временного отдаления невозможно ощутить и понять их порыв и жертвенность‚ их стремление воспевать новую жизнь "смычками страданий на скрипках времен"‚ ту жизнь, которая пробивала себе дорогу на развалинах прошлого и завораживала многих‚ – евреи это ощущали, возможно, острее других‚ потому что вырвались из замкнутой черты оседлости в огромный и прекрасный мир. История человечества начиналась для них заново с Октября; их молодость совпала с молодостью века‚ с началом невероятных свершений и переделок общества‚ в которое они вошли равноправными участниками великих событий‚ "чувствовали себя сильными‚ ловкими‚ красивыми". Э. Багрицкий: "Моя иудейская гордость пела‚ Как струна‚ натянутая до отказа..." И. Сельвинский: "И я иду. Бесстрашный и счастливый... Мне двадцать лет – передо мною мир!.." С. Кирсанов: "Это годы неслись двадцатые‚ это наши стихи неслись..." Потому и восхищался М. Светлов своим героем – вот он, Моисей Либерзон‚ "гордость нации‚ застенчивый еврей‚ боевой потомок Макавеев":

Он стоит впереди полков.

Триста пушек за ним гудят‚

И четыреста жеребцов‚

И пятьсот боевых ребят...

Герой рассказа И. Бабеля поступил на работу в петроградскую ЧК: "Не прошло и дня‚ как все у меня было‚ – одежда‚ еда‚ работа и товарищи‚ верные в дружбе и смерти‚ товарищи‚ каких нет нигде в мире‚ кроме как в нашей стране..."

М. Светлов:

Я пожимаю твою ладонь‚

Она широка и крепка‚

Я слышу‚ как в ней шевелится огонь

Бессонных ночей ЧК...

Даже писатели и поэты старшего поколения поддавались общему гипнозу‚ гипнозу времени. Казалось‚ что литератор не вправе проглядеть грандиозные преобразования‚ совершавшиеся в стране‚ не вправе шагать собственной тропой‚ когда весь народ двигается столбовой дорогой к намеченной цели‚ – следовало слиться со всеми‚ разделить их судьбы и их заблуждения‚ признать глубинный‚ ускользающий от тебя смысл происходящего‚ честно работать для будущего‚ находя оправдание настоящему. Одни боялись отстать от века и наступали "на горло собственной песне", у других это выходило естественно им была достаточна ширина коридора‚ в котором дозволили существовать. Мало кому удавалось идти поперек движения‚ и лишь самые непримиримые продолжали работать без надежды на публикацию. "Ну что же‚ если нам не выковать другого‚ Давайте с веком вековать..." (О. Мандельштам).

Стремительная ассимиляция привела в русскую культуру еврейских писателей и поэтов. "Новое время – новые песни" стало их лозунгом. Одни решили забыть о среде‚ из которой вышли‚ и в своем творчестве не касались еврейских тем. У других появлялись порой еврейские мотивы и герои-евреи‚ и лишь некоторых можно назвать русско-еврейскими писателями‚ ибо писали они в основном на еврейские темы. Языком их творчества стал русский язык, их книги не требовали перевода; у них была всесоюзная‚ а то и мировая известность: список велик – всех не перечислить. О. Мандельштам и Б. Пастернак. И. Бабель‚ Э. Багрицкий‚ С. Гехт‚ В. Инбер‚ И. Ильф‚ Л. Славин и М. Светлов. В. Каверин‚ Л. Лунц‚ Е. Полонская и М. Слонимский. И. Уткин‚ И. Сельвинский‚ С. Кирсанов‚ П. Антокольский‚ С. Маршак. А. Соболь‚ И. Эренбург‚ Ю. Тынянов и В. Гроссман. Л. Кассиль‚ М. Козаков‚ В. Лидин и Р. Фраерман. Литературоведы – М. Гершензон‚ Ю. Айхенвальд‚ А. Эфрос‚ Л. Гроссман‚ А. Горенфельд‚ Г. Гуковский‚ В. Жирмунский‚ Ю. Оксман. На украинском языке писали Л. Первомайский и Н. Рыбак; одним из основоположников белорусской литературы стал З. Бядуля (С. Плавник).

М. Светлов:

Я вижу‚ я вижу:

По желтой стране

Китайский Котовский

Летит на коне...

Э. Багрицкий:

И на вокзалах‚

Где сыпняк

По щелям стережет‚

С плакатов командарм кричал:

"Вперед! Вперед! Вперед!.."

И. Уткин:

В перчатках счастье – не берут.

Закрытым ртом – не пообедать.

Был путь мой строг‚

Был путь мой крут‚

И тяжела была победа...

Они были жадными до жизни и беспощадными ко вчерашнему дню: "Все прошлое богатство обнищало, Эпоха нарождается при мне..." Они верили в неминуемую мировую революцию: "Говорят, что скоро заграница Тоже по-советски заживет..." Их цель была грандиозна, а пути к ее достижению не вызывали сомнений: "Штыками и картечью Проложим путь себе..." Романтика их произведений – "Романтика! Мне ли тебя не воспеть‚ Степные пожары и трубная медь..." – приукрашивала и заслоняла ужасы и зверства Гражданской войны. Борьбу с врагом‚ пафос борьбы они переносили на мирное время для достижения желанного будущего: "В чем угодно – буду сомневаться. В революции‚ товарищ‚ никогда..."

Еврейские писатели и поэты вели перекличку в стихах и прозе‚ спорили друг с другом‚ а порой и сами с собой‚ отвергая только что провозглашенное‚ провозглашая отвергнутое. У Бабеля – старый еврей Гедали: "Революция – скажем ей "да"‚ но разве субботе мы скажем "нет"?.." У Багрицкого – его герой: "Я покидаю старую кровать: Уйти? Уйду! Тем лучше! Наплевать!.." У Уткина – в "Повести о рыжем Мотэле": "Это прямо наказанье! Вы слыхали? Хаим Бэз Делать сыну обрезанье Отказался наотрез..." У Эренбурга – портной Лазик Ройтшванец: "Когда гуляет по улицам стопроцентная история‚ обыкновенному человеку не остается ничего другого‚ как только умереть с полным восторгом в глазах..."