В городе было тихо. Фредди выругался вполголоса — тишина ему не понравилась — и повёл машину по их летнему маршруту. Джонатан кивнул. Конечно, надо проверить, как у парней дома, а Эндрю жил ближе. Вот и поворот, здесь Эндрю тогда попросил остановиться и пошёл к этому дому. Фредди остановил машину точно у висящей на одной петле калитки. Дом сразу видно, что разорён. Но они всё-таки решили посмотреть. Всё мало-мальски ценное уже явно растащили. Кухня, крохотная гостиная, такая же спальня, чудом втиснутая фанерная выгородка, в которой еле помещалась узкая койка и два стула. На полу какие-то тряпки, обломки. Фредди носком сапога поддел полосатую рубашку. Эндрю носил её на выпасе, она совсем выцвела и расползалась под иглой. Грабители ею побрезговали.

— Громили и грабили, — негромко сказал Джонатан.

Фредди кивнул, но уточнил:

— Сначала грабили.

И вдруг одним бесшумным прыжком ловко выскочил в окно. Через несколько секунд он вернулся, волоча за шиворот бледного до синевы перепуганного мужчину. Тот лепетал что-то нечленораздельное, но, заработав от Фредди оплеуху, заговорил немного понятнее.

Он сосед, а они, значитца, когда началось, так ничего, живёт и живёт пусть себе, а если он расу потерял, то в Цветном бы уж лучше было, и ему, и всем, а он же наглый, а они ничего, а эти, когда пришли, так на Хэллоуин положено, а они так ничего, а она-то, ну, коли дура старая, так что с неё возьмёшь, шутка ж, а она поверила, что всерьёз, и копыта откинула, так много ли старухе надо, её-то толком и не били, ну, говорили ж ей, чтобы согнала, ну, куда он без расы, мы-то белые, а так-то всё тихо было, ну, а на Хэллоуин так уж положено, ну, а добру-то чего пропадать, таких-то, ну, кто расу потерял, говорят, сразу кончали, без сортировки, а мы-то ничего такого, да и добро-то всё бросовое…

Фредди встряхнул его за шиворот.

— Ты что взял?

Глаза мужчины предательски забегали по сторонам. Джонатан сунул руку за борт куртки, и мужчина опять зачастил.

…Да у него, голодранца, и не было ничего, что имел, на себе носил, а так-то у него и взять было нечего, да его шмотьё и с доплатой не нужно, что зарабатывал, то и прожирал, конфеты всё трескал, а так если он где и спёр чего, так это ж, понятное дело, для полиции приберечь, чтоб не пропало, заявить оно, конечно, да хлопотно, а так-то и в дом такое не понесёшь, больно страшно, а добро если в дело пойдёт, так это ж не в грех, а его-то, понятное дело, он же задиристый, всё нос драл, расу потерял, а соблюдать себя не хотел, ну, так если оно нужно, а краденому всегда хозяин сыщется…

Фредди отбросил его от себя.

— Н-ну!

— Ща, ща принесу, я ж понимаю всё…

Мужчина чуть ли не ползком выбрался из разорённой комнаты и тут же — видно, прятал недалеко — вернулся. Подал Фредди пояс в серебряных заклёпках, с серебряной пряжкой и ножнами. Фредди до половины вытащил из ножен холодно блестящее лезвие и посмотрел на мужчину. Вернее, на то место, где тот только что стоял.

— Ш-шакалы, — пробормотал Джонатан.

Фредди молча кивнул, тщательно свернул пояс и пошёл к выходу.

В кабине он сунул пояс под сиденье к их укладкам.

— К Эркину, Джонни.

— Знаю, — Джонатан рванул грузовичок с места.

Хотя трупы были убраны, кровавые лужи где засыпаны песком, а где смыты, и пожарища уже не дымили, но они ясно видели эти следы и достаточно ясно представляли, что же здесь разыгралось на Хэллоуин.

Ворота во двор Эркина были закрыты. Джонатан, как и тогда, остановил машину за углом, и они пошли. Калитка распахнулась от лёгкого пинка — притворена, а не заперта. Эркин тогда вошёл в эту дверь. Сарай напротив распахнут и пуст. Фредди толкнул дверь. Узкая крутая лестница, несколько ступенек поменяли совсем недавно, ещё не потемнели. Поднимаясь, услышали наверху какой-то шум и пошли совсем тихо. Уже всё понятно, но надо выяснить до конца.

Джонатан бесшумно открыл дверь, и они увидели разорённую, разгромленную квартиру. А шумела толстая старуха, перебиравшая какие-то тряпки в засыпанной перьями и клочьями ваты комнате. Она была так занята, что заметила Джонатана и Фредди, только потянувшись к лежащей на полу детской рубашечке и увидев рядом с ней сапоги Фредди. Ойкнула и с неожиданным проворством отскочила к окну.

— Хочется покричать? — ласково спросил Фредди.

— Нет, что вы, — Элма Маури быстро оправилась от растерянности. — Я же вижу, что передо мной джентльмены. Это выморочное имущество.

— Вы уверены в этом?

— Ну, разумеется. И, в конце концов, я имею на это право.

— Вот как?

— Да. За сотрудничество мне положена половина.

— И вы её уже забрали? — тихо спросил Фредди.

— Что вы, мистер, — вздохнула Элма. — Где мне с моими ногами угнаться за молодыми. Её и увести не успели, как, — она обвела рукой разорённую комнату. — Про сарай я даже не говорю. Дрова, керосин, картошка… Даже замки вынули во всех дверях. Конечно, я понимаю, это всё мелочь, но в наше время… — Она вдруг поперхнулась, потрясённо глядя на Джонатана. — Но… но, мистер, я же не знала, никто не знал. Почему Джен не сказала? Она всегда молчала.

— Где она? — резко спросил Джонатан.

— Её увели, как всех сомнительных, на сортировку, — Элма развела руками. — Но уж это вина Джен, я понимаю, она хранила это в тайне, но ведь речь о жизни…

— Где Джен? — уже спокойно спросил Джонатан.

— Её тоже увели, мистер. Но она никому ничего никогда не говорила. Эллис была очень хорошей девочкой, она и воспитывала её как белую. Мы же не знали, что она ваша дочь, мистер. Она считалась «недоказанной».

Фредди нагнулся и поднял разорванный фирменный пакет от Монро, повертел в руках и бросил.