— Не надо, дочка, грех это! Не всё ещё потеряно, дай мне подумать…

Тут же Фатьма пошла к мужу и твёрдо заявила, что разлучать Малике и Ахмеда грех. Абдылхафид сначала заупрямился, но потом уступил слезам и упрёкам жены. Они долго советовались, прикидывали и так и эдак и наконец решили просить генерала, чтобы он освободил доктора, а потом отправить обоих одержимых куда-нибудь подальше.

Им обещала помочь Лила, у которой установились весьма близкие отношения с генералом.

Ришелье отдавал Лиле почти всё своё свободное время, красавица прочно завоевала его сердце. Может быть, случайная интрижка, каких в жизни Фернана Ришелье насчитывалось немало, превратилась в настоящее, глубокое чувство? Пожалуй, нет. И тем не менее, лишь несколько дней не повидавшись с Лилой, генерал начинал скучать о ней.

В отношении Лилы к генералу, после ареста Ахмеда, стало сквозить недоверие. По утрам, лёжа на кровати и думая о несчастном докторе, она даже ненавидела Фернана, но стоило услышать ей низкий рокочущий голос в телефонной трубке, в сердце появлялась надежда, что арест — недоразумение и, может быть, произошёл случайно, не по вине Ришелье…

Удобно развалясь на диване, генерал дымил папиросой, Лила сидела рядом в глубоком кресле.

— О чём задумалась, любовь моя?

Лила посмотрела на Ришелье без обычного своего кокетства.

— Хочу задать вам один нескромный вопрос.

— С удовольствием отвечу, — Ришелье понимающе улыбнулся. — Вероятно, вы хотите спросить, люблю я свою жену или нет? Угадал?

Лила покачала головой.

— Не угадали.

— В таком случае спрашивайте.

— Скажите, Фернан, как вы относитесь ко мне? Только — откровенно.

Генерал не сразу нашёлся. По губам Лилы скользнула невесёлая усмешка.

— Затрудняетесь? Хотите, я вам помогу? Избалованная особа, ищущая лёгких развлечений. Почему бы и не…

— Ну, нет уж! — с непритворной горячностью прервал её генерал. — Если бы это было так, я, несмотря на всё обаяние вашей красоты, порвал бы с вами. Нет-нет!

— Но ведь я не настолько умна, чтобы вам было интересно со мной, — настаивала Лила, возвращаясь к привычному кокетливому тону.

— С вами мне очень хорошо, — просто сказал Ришелье. — И вы настоящая умница. А умничающих женщин я не люблю.

Лила довольно улыбнулась, ей льстили слова генерала.

В дверь постучали, вошла Фатьма-ханум. Лила усадила её, налила чаю, потом, сославшись на домашние дела, оставила гостью наедине с генералом.

Фатьма-ханум не знала, с чего начать, и сидела, не поднимая глаз от пиалы. Несчастье с дочерью и бессонные ночи не прошли даром — лицо Фатьмы-ханум осунулось, под глазами легла синева, полные плечи ссутулились.

Генерал первый нарушил молчание.

— У вас ко мне дело, ханум? Готов вас выслушать.

Фатьма-ханум сглотнула комок, застрявший в горле.

— Я пришла воззвать к вашему милосердию, генерал… Язык не поворачивается говорить такое, и не сказать — тоже нельзя. Отпустите его, генерал!

— Кого я должен отпустить, ханум?

— Доктора Решида… Пусть забирает потерявшую разум и убирается отсюда подальше. Клянусь вам, мы с отцом сделаем всё, чтобы ноги их не было по эту сторону моря! В Европу, в Америку — куда угодно пусть убираются…

Генерал смотрел на женщину с презрительным любопытством.

— Вы что же, согласны отдать дочь за доктора?

— Что делать, генерал… — тяжко вздохнула Фатьма-ханум. — У нас нет выбора. Пусть лучше с ним да живая ходит, чем без него в могиле лежит.

— А вы не думаете, что она просто морочит вас?

— Куда уж там морочить… Вы её характера не знаете, потому и говорите так… Ах, как это плохо — иметь одного ребёнка! Будь у меня ещё дети, я бы эту безумную своими руками, кажется, задушила. Но что поделать, одна она у нас. Будьте милостивы, генерал! Вся наша судьба — в руках ваших, отведите от нас беду. Кроме вас никто не в силах помочь. Голову перед вами склоняю!..

По щекам Фатьмы-ханум текли обильные слёзы. Никогда ещё и ни перед кем не приходилось ей так унижаться, но сейчас она не думала об этом, ею владело одно чувство: страх за дочь.

Ришелье холодно произнёс:

— Сочувствую вашему горю, ханум, однако участь Решида, к сожалению, решена. Он государственный преступник, облегчить его положение может только Париж. А я при всём своём желании — не в силах. Прошу меня извинить.

По неприязненному тону генерала Фатьма-ханум поняла, что пришла напрасно. Ужас охватил её, словно сразу состарившись, она тяжело поднялась и заковыляла к двери.