- Амакис одержим!
– завопил кто-то, - Слуга Аида!

 Этот истошный крик, словно послужил сигналом. Многие, прибывавшие от увиденного в ступоре и в шоке, теперь ударились в панику. Люди ринулись кто куда, в разные стороны, или наверх. Большинство, крича от страха, побежали к выходу.

Сильнейшим ударом ноги, Марумба вновь отбросил ожившего мертвеца. С глухим стуком, тот ударился о стену, но, обретя равновесие, опять, с упорством бездушного механизма двинулся вперед. Негр отскочил, взбежал на лестницу и сорвал со стены факел. Затем, подбежав к Амакису, ткнул факелом ему в лицо. Но огонь не остановил мертвеца. Раздалось громкое шипение, какое случается, когда поджаривают кусок сырого мяса, то тут, то там на застывшем лице Амакиса появились ожоги, а сгустки крови спеклись, став черными корками.

Размахивая факелом, Марумба, тоже начал отступать. На стенах и потолке метались отблески и чудовищные тени. Вся эта чудовищная фантасмагория, ещё больше усилила панику. У выхода, возле решётки собралась огромная толпа, все напирали вперёд, давя друг друга и истошно крича.

Амакис двинулся в сторону толпы. Марумба же убрался с его дороги, отбежав вправо. Живой мертвец не преследовал его, похоже ему было всё равно на кого нападать. Он шёл туда, где были живые и выбор жертвы, скорее всего, носил случайный характер. Кто оказывался ближе, на того и нападал.

Людям, столпившимся у решётки деваться было некуда. Амакис вцепился в шею одного из ближайших к нему рабов. Тот закричал на высокой ноте и начал крутиться на месте. Ему удалось вырваться довольно легко. Но рана была рваная и глубокая, несчастный, просто обливался кровью. Зажимая шею рукой, человек побежал вверх по лестнице. Амакис не стал его преследовать, а напал на другого. Он впился зубами в правое плечо очередной жертвы. Это был смуглокожий худой, жилистый нумидиец. Зарычав от боли, тот обернулся и тут же, Амакис вцепился нумидийцу прямо в лицо. Зубы живого мертвеца погрузились в правую щёку нумидийца. Тот, вопя от боли и ужаса, пытался оттолкнуть от себя Амакиса. Мертвец отлетел в сторону, сжимая в зубах здоровенный, кровоточащий кусок мяса.

 - Помогите!
– кричал нумидиец – Сука! Укусил меня!

 Вся правая сторона лица нумидийца, была залита кровью, на щеке зияла ужасная рана. Пошатываясь, он побрел вдоль стены, воя от нестерпимой боли.

Стражники, прибежавшие к решетке, орали на рабов и наносили через проемы удары древками копий.

 - Назад подонки! Отошли прочь! Назад, кому сказано.

 Кто-то побежал за начальником надсмотрщиков Главкием. Когда тот явился в сопровождении ещё двоих надсмотрщиков, глаза всех троих полезли на лоб от изумления. Рабы, словно посходили с ума. Перекошенные ужасом лица, руки, вытянутые через решетку, крики и мольбы о помощи.

Что же там случилось такое, отчего сотни человек так испугались? Изнутри помещения до Главкия доносились крики ужаса и боли. Люди метались по зданию. Кто-то, даже выпрыгнул из окна. Упав, он не смог подняться и начал кататься на спине воя и плача от боли. Бедняга, похоже, сломал обе ноги.

 - Откройте – приказал Главкий дрогнувшим голосом.

 Солдаты отомкнули запоры на решетке. Рабы хлынули на свободу.

 - Стоять! – орали солдаты, раздавая удары древками копий. – Стоять на месте!

 - Мертвые оживают! – крикнул кто-то. – Боги прогневались! Мы все прокляты!

 Более трех сотен рабов солдаты заставили лечь, или сесть на землю возле выхода из здания. Их взяли в кольцо. Несчастные были объяты таким страхом, что сочли за благо оказаться под защитой вооруженных либурнариев. Рабы, бросали затравленные взгляды в сторону открытой двери здания, их лица были искажены сильнейшим страхом, многие, стучали зубами, словно от холода. Довольно много рабов разбежалось, кто-то вниз по тропе в сторону пляжа, а кто-то затаился среди валунов здесь, на скальной террасе. Их следовало разыскать, но на это сейчас не было времени.

Из здания донесся приглушенный стон. Главкий сделал знак двум своим людям следовать за ним. Либурнарии остались снаружи, присматривать за рабами, но центурион Марцелиан Аквилл готов был в случае чего отправить на выручку с десяток человек.

Надсмотрщики вошли и сразу же, недалеко от входа наткнулись на три трупа. Главкий приблизил факел, освещая их. У двоих белые, как мел лица, наполненные ужасом глаза. У обоих рваные раны на горле, третий лежал лицом вниз. От каких ран он погиб, было неизвестно, но по телом растеклась изрядная лужа крови. Чуть дальше обнаружили двоих раненых. Один держался за окровавленную шею, другой – худощавый нумидиец с изуродованным окровавленным лицом и разорванным плечом был очень плох. Смерть уже витала над ним. Нумидиец лежал ничком возле стены и тяжело дышал, и изо рта его текли кроваво-зеленые слюни. Все раны, как на мертвых, так и на раненых были похожи, но непонятно каким оружием нанесены.

 - Он там! – вдруг закричал раненый в шею галл, указывая в темный угол. – Вцепляется зубами! Убейте его!

 Из дальнего угла, погруженного в густую темноту, доносились какие то странные звуки, словно, что-то грызла большая собака. Грызла с жадностью, урча и чавкая.

Держа факелы перед собой, надсмотрщики начали осторожно продвигаться к источнику шума. Чем ближе они подходили, тем всё более покрывались от страха холодным потом. Эти гортанные, утробные звуки, чавканье, были столь плотоядны, что когда Главкий и его люди почти приблизились, ноги их подкашивались, а пальцы дрожали от ужаса. Главкий поднял факел повыше, чтобы осветить угол. Из груди надсмотрщика вырвался вопль, более похожий на придушенный хрип. В углу, согнувшись, сидел перемазанный с ног до головы кровью Амакис и грыз лицо одного из рабов. Тот был уже мертв, его разорванное горло кровоточило. Не лучше выглядел и сам каннибал. Его голова была вся окровавлена и, судя по всему, череп пробит в нескольких местах, лицо покрывали ожоги, один глаз вытек, другой, затянутый мутно-розовой плёнкой, смотрел, как бы все время в потолок. Заметив подошедших, а скорее почувствовав их, Амакис поднялся. Пошатываясь из стороны в сторону, двинулся к ним.