Прежнего своего рудника, где он просидел около десяти лет, он не узнал. Рядом с его балаганом стояла крепкая новая изба с пристроями для конюшен. Изрытый, перебуторенный лог был тоже неузнаваем. В нескольких местах он увидел, сделанные из жердья, строения для зимних работ.

Яков сразу понял, что прииск дал покупателю хорошую «жилу». Он тихонько рыкнул и почти вслух выругался.

Балаган его, врывшись задом в угор, стоял как и прежде, но дверь была оторвана и валялась рядом, а на месте ванюшкиной плотинки сделана была большая выемка.

«На вскрышу робит, — подумал Скоробогатов, — вон куда жилка-то выползла. Совсем близко была! А вот ведь чорт ее знал, что тут она под носом».

Он с досадой вспомнил змеиный выползок Суричихи, Макарову «сорочку» и сплюнул.

Из трубы курился Дымок. Он хотел заехать, чтобы обогреться, но круто повернул лошадь и направился на Каменушку к Малышенкам.

Подъезжая к их руднику, он осадил лошадь в раздумьи:

«Ехать или не ехать? А вдруг там Анисья опять?»

И направился по дороге к Подгорному.

По пути он нагнал Малышенков. Старик и сын ехали верхом на одной лошади. Молодой Малышенко, здоровый, чернобровый, держался за повод, а старик, плотно прижавшись к спине сына, держался за его подмышки. Под таким грузом хребет старой, изъезженной, брюхатой лошади выгнулся, а живот отвис. Под кожей вздувались жилы.

— Мир дорогой! — крикнул Яков.

— Здорово, Яков Елизарыч, — отозвался старик Малышенко. И так дружно едем, ишь как слепились. Чего ездишь? Разве здесь где робишь?

— Да нет, пока еще нигде.

— А на Кривом-то пошто отдал делянку?

— Знаешь, наверно?

— Зря… Счастки упустил. Не знал я, что ты там робить не хошь, я бы это место не упустил из своих рук.

— Ну, чего ты, тятя. Ты знал… — сказал молодой Малышенко.

— Но?.. И верно, что знал. Да так я, что-то посумлевался тогда… А оно, гляди-ка, у Шинкаренки-то наверняка дело выходит. Распыхался мужик… То и гляди паровушку поставит. На вскрышу робил. Жилка-то у тебя под хвостом была. Ерзал ты на ней, и не уколола она тебя.

Яков задрал вверх бороду и сунул ее в рот.

— Ванька мерещил, — глухо проговорил он.

— А ты бы крестиков наставил — мелком бы, а то угольком… Небось, не пришел бы.

Яков подхлестнул чалого.

— Ну, так до увидания…

— Прощай, Яков Елизарыч. Мы тебе не сподручны, — сказал старик вслед Скоробогатову. — Мы, ишь, ведь, как шпарим: десять дней девяту версту, только кустики мелькают!

Наступила «пустая», бездельная зима. Слоняясь по Подгорному, Скоробогатов заходил на базар, без надобности толкался в приисковой конторе золото-платинового отдела. Целыми часами он просиживал в лесном отделе среди лесообъездчиков. А иногда, кутаясь в черную собачью ягу, он стоял на берегу реки Журавлей, наблюдал, как ребята катаются на коньках и как они зачинают Драку.

Обычно драки начинались как только появлялся лед на реке и двух прудах, омывающих высокие берега Подгорного. Драки крепко вросли в обычай подгорновского заводского населения.

«Битвы» происходили в трех местах.

На огромном заводском пруду дрались «первочастные» с «горянцами» — с «хохлами». «Хохлами» назывались жители заречного селения Горянцы, почти сплошь украинцы. Их переселили сюда предки князей-заводчиков Антуфьевых при крепостном праве, выиграв в карты или купив у помещиков.

Происходили драки и на реке Журавлее, где стоял ряд кузниц. Здесь те же «первочастные» дрались с «кержаками», населявшими самую высокую часть Подгорного.

Кроме того, бывали драки на пруду речки Вогулки, возле медеплавильного завода. Там сражались «кержаки» с «зарешными».

И «кержаки» и «первочастные» отражали врага на два фронта. «Первочастные» дрались с «кержаками» и «хохлами», а «кержаки» с «первочаегными» и «зарешными». «Первочастные» своих противников называли «хохлами» и «кержаками», а «хохлы» и «кержаки» называли «первочастных», которые жили в центральной части Подгорного и состояли большей частью из бывших туляков и съезжего населения — «сизяками», потому, что среди «первочастных» некоторые носили брюки навыпуск.

У служащих было прозвище: «сдобные голяшки сизяк». Надо сказать, что «сдобные голяшки» тоже не уступали в боях.

Драки начинались с утра, по чистому льду, а самые большие бывали по праздникам.

Начинали маленькие ребята и подростки. Они надевали коньки, брали в руки клюшки, березовые балодки [4] и, разъезжая, посматривали на своих противников. Сходились все ближе и ближе.

Более смелые ребята выезжали на нейтральную зону и, щеголевато проезжая мимо врага, бросали вызов.