— Нельзя так, Макар Яковлич! — уговаривал его Маевский.

— А что он рисуется… Не хуже мы их, голодранцев…

В углу у рояля громко фыркнул Боярских и сейчас же заглушил свой смех бравурным маршем.

Следователь быстро направился в переднюю. Нервно натягивая на тонкие руки лайковые перчатки, красный от гнева, он тихо говорил:

— Нет каково?.. Хам!..

— Плюньте, Афанасий Хрисанфович, чорт с ним, — уговаривал его прокурор, стоя у косяка.

— Нет, не плюньте, я пока — дворянин.

— Не умеете вы обходиться с денежными мешками.

— Не хочу… До свиданья…

— Напрасно, — пожимая тощими плечами, бросил вдогонку прокурор.

К Скоробогатову подошел Боярских.

— Ну, брат, хоть смешно, но нетактично ты поступил.

Наливая в пузатую рюмку коньяк, Скоробогатов глухо ответил:

— Не люблю, когда всякий сопляк умом своим щеголяет! — Он неожиданно расхохотался. — Распетушился!.. А все-таки Мишку Малышенко достану из тюрьмы! До губернии дойду, — а достану, разорюсь, — а достану!

Проснувшись утром, он старался припомнить подробности вчерашнего вечера. Голова ныла, в ней стоял шум.

В полусне он слышал, как в соседней комнате тихо ходила Татьяна. Скоробогатову вспомнилось, что ночью он ей сказал какую-то грубость, отчего Татьяна заплакала и ушла.

В комнату робко заглянул Гриша. Увидев, что отец не спит, мальчик спрятался за косяк. Скоробогатов видел его в зеркале и продолжал следить за ним взглядом. Он удивился, как незаметно вырос его сын! Теперь Грише шел уже шестой год. На голове шапкой рассыпались темнорусые волосы. На прямоносом лице светились синие глаза, такие же, как у матери.

Макар вспомнил первую ночь, проведенную с Татьяной после шумного столованья, во время которого пели песни, били посуду, вспомнил и мучительный момент, когда Татьяна, вздрагивая, упрямо старалась вырваться из его объятий. Лицо молодой выражало отвращение… Замкнутая в строгое молчание, эта женщина теперь живет с ним рядом.

Скоробогатову стало нестерпимо скучно. Ему хотелось видеть возле себя женщину, которая бы его ласкала. Он закрыл глаза и вспомнил Наталью, потом представил себе Марию Петровну, ее глаза, выглядывающие из-под козырька.

Тихий шорох послышался рядом в комнате. Ему стало обидно за себя.

«А, может быть, сам виноват?» — подумал он, и в воображении возникла молчаливая, с грустными глазами Татьяна, тихо забившаяся в угол с Гришуткой.

— Татьяна, — тихо позвал он.

— Ну?..

— Иди-ка сюда!.. Ну, иди, поговорить мне с тобой охота.

Татьяна вошла тихо и села у окна.

— Ну, сядь сюда, — на кровать. Ну, что ты сторонишься?.. И сына от меня поодаль держишь. Воспитываешь какого-то звереныша.

— Тебе же нет дела ни до меня, ни до сына. Хотя бы раз промолвил, чтобы Гришутка около тебя жил.

Макар вздохнул:

— Не живем мы с тобой, а мучаемся. И ты мучаешься, и меня мучаешь, и я… Хоть бы ты сказала, почему это так выходит?

Он говорил тихо и ласково.

— Ну, сядь сюда! — сказал он.

Татьяна перешла и стала у кровати. Макар взял ее руку. Рука Татьяны была тонкая, бледная, холодная. И сама Татьяна на этот раз была бледна. Под глазами синели густые полукруги. Глаза были широко открыты, точно она в первый раз увидела мужа.

— Ну, сядь!

— Я… Я не знаю… Жизнь у нас действительно непонятна, — заговорила она. — Мне кажется, что мы не понимаем друг друга. Не могу понять, зачем мы с тобой поженились? Когда я училась, то думала совершенно о другом… Я думала, что выучусь, и у меня будет какая-то цель в жизни. А теперь я чувствую, что я живу бесцельно, только для того, чтобы быть твоей женой и все… носить ребят…

— Чего же тебе нужно?..

— Я хочу что-то делать. Работы бы мне какой.

— Куда я тебя — в контору, что ли, посажу или смотрителем рудника? Ты там не смыслишь. Да и как? Вдруг баба — смотритель? Ха! Смешно…

Скоробогатов вспомнил, как говорил Маевской:

«Мне бы такую жену, чтобы правой рукой моей была». Теперь это желание показалось ему неестественным.

— Не понимаешь ты меня! — Татьяна прошлась по комнате, ломая пальцы. — Я давно с тобой хочу поговорить… Я хочу быть самостоятельным человеком — независимым.

— Это как?.. Что хочу, то и делаю! Куда вздумаю, туда и пошла?

Татьяна остановилась и в упор посмотрела на мужа с удивлением и досадой.

— Не понимаем мы друг друга и разговариваем на разных языках, — проговорила она. — Что значит быть свободным и независимым человеком? Неужели ты не понимаешь? Я должна быть на своих ногах и возле тебя и без тебя. Муж ты мне на одно мгновение, а остальное время — ты, просто, близкий человек.