— На паях, — это хорошо, — сказал Скоробогатов. Только вы тут будете — не к рукам куделя.

— Это очень грубо сказано и… неуместно! — огрызнулся следователь.

— Аккурат, в такту, — ответил Скоробогатов.

Из угла раздался густой бас Боярских:

— Да вы чем перекоряться, взяли бы и дали друг другу по рожам.

— Тоже не остроумно, — ответил Рогожин. — Нет, вы сообразите! В дело золотопромышленности нужно внести здоровую струю. Нужно уничтожить кустарничество. Никоим образом невозможно согласиться, чтоб этим делом ворочал мужик-старатель, варварским способом и хищнически. Главное — золото и платина это, господа, опора нашей валюты, да?.. И оно проходит мимо нас, то есть мимо государства, куда-то, — чорт знает.

«Ловок! — подумал Скоробогатов, — язык — что твоя лопата по грохоту — зудит».

Ему хотелось отделать Рогожина, но он терпеливо молчал.

— А вот Германия, так и жди — нас бить будет. Она издавна готовится к войне.

— Ну и что же, пусть-ка сунется! — врезался в разговор прокурор Ануфриев. — Что она может сделать с такой великой страной, как Россия?.. Много ли их?..

— У них техника, — сказал инженер Боярских.

— А что их техника! Никакая техника не сможет противостоят живой силе.

Ануфриев это сказал с большой уверенностью и быстро зашагал по комнате по-военному.

— А культура?.. У них культура, а у нас?

— У нас?.. У нас?.. У нас цельность… Народ наш одухотворен волей. Если он раскачается, то никакая ваша техника не устоит. Он, брат ты мой, почнет ломить…

— Я с вами не согласен, — закричал Рогожин, вставая между Боярских и Ануфриевым. — Культура у них — это верно, но ведь и у нас… И культура в войне — ничто! Война обнажает человека-зверя! А вот о технике — это, пожалуй, правильно. Кронид Захарыч — человек техники.

— А ни черта, — проговорил прокурор, небрежно отмахнувшись рукой.

— Но численность тоже, господа, сила, так что техника ведь тоже… Ну, как вам сказать… Ну, вещь еще гадательная.

«Запутался, подштопка», — подумал Скоробогатов.

— Какой чорт — гадательна! — поднялся со стула Боярских. — А история?.. Мы еще не забыли, как нам набил в загривок япошка. Мы тоже вышли с кулаками да с иконами, а они с пулеметами…

«Эх, хорошо глушит», — подумал Скоробогатов.

— У них была и техника и культура, — продолжал Боярских. — Они вышли воевать с солдатами, а мы с баранами — с серой кобылкой.

— Это преступно так называть наших солдат! — желчно сказал Рогожин.

— Ну, перестань! — наливая водки, говорил Боярских. — Создайте сначала армию, а потом уже говорите, что, мол, у нас солдаты, а то вы, с одной стороны, боготворите солдата, а с другой — низводите его до собаки.

— Это дисциплина! — блеснув глазами, сказал прокурор.

А Скоробогатов, глядя исподлобья на Рогожина и прокурора, подумал:

«Дрянцо-человечишки!»

— Да, — согласился Рогожин, — это дисциплина и требование общественности… Мужик, — будь он того богаче, — не сможет себя вести в обществе. Рядом с благородной дамой он влепит в душу, в печенки. Как пускать таких в сады, в театры?

— А ежели заслужит, эта ваша дама? — сказал Скоробогатов.

— По заслугам и награда. Вот ваш Малышенко по своим заслугам засажен в тюрьму.

— Ну и что же, достанем его из тюрьмы, — сдержанно ответил Скоробогатов.

— Ну, это еще вопрос!

— Достанем, — умняга парень!

— У каждого человека ум направлен на пользу, а у него во вред.

— А что вредного-то сделал?.. Казанка ухлопал?.. Так это ерунда. Этому Казанку в торговый день цена три понюшки табаку.

— Человек! — подняв вверх палец, строго сказал Рогожин. — Но главное тут не убийство. Главное — организация какого-то общества без разрешения властей. Представьте, собрал людей, создал какой-то коллектив, без разрешения отвел реку… Как вам это нравится?..

— Так ведь вам же лучше.

— Как?

— На готовое теперь придете, на Акимовские-то лога. Они ведь сухие?

— Дело не в том. Вы, господин Скоробогатов, под своим носом не видите, что у вас делается. Этими прорезами хотят затопить ваши разработки.

— Ну, это ты врешь!

— Как это — «ты», и как это — «врешь?» — краснея, крикнул Рогожин.

— Врешь, да и только!

— Вот послушайте, господа! Я не привык к такому обращению… после этого вы… вы — нахал!

«Эх, ты, моль», — подумал Скоробогатов.

— В другом месте я бы еще и чище сказал тебе.

— Как это «тебе»? — перебил следователь. — И что бы сказал?

— Ну, вот приду договариваться насчет Михайлы, тогда поговорим.

— Ну, там я с вами иначе буду говорить, а арестованного вряд ли вы получите.

— Получу!

— Не получите…

— Получу!

— Вопрос…

— Замолчь на пять минут! За взятки получу!

Скоробогатов, с налитыми кровью глазами, вскочил со стула и шлепнул увесистой ладонью по столу.