Шрифт:
— Нам!
— Н-но?!
— А вот начешут…
— Эх ты, милая кобылка!..
— Дядя Вася, на, глони стаканчик!
— Где взял? Кабаки-то закрыты ведь.
— Молчи, пей! Хошь — так оболью вином-то!
— Все равно сбегу, я только до фронта… Палец себе отстрелю, а то в плен сдамся.
— Прощай, брат, больше, может, не видаться.
— Прощай, мой милый, я и так тебя уж не вижу.
Из вагона смотрели растерянные лица.
Наклонившись разговаривал Сошников с Фимкой.
Безусое загорелое лицо его осунулось, выражало досаду и заботу. Фимка, с красными от слез глазами, зажав фартуком рот, кивала ему головой. У Гурьяна на щеке играл желвак.
Скоробогатову захотелось подойти к Гурьяну, дать денег. Он протискался сквозь густую толпу и окликнул:
— Гурьян!
Сошников, увидев Скоробогатова, сердито молвил:
— Ну, чего тебе?
— Чего ты козыришься? Расстанемся в дружбе. Давай руку.
Скоробогатов протянул ему руку с зажатой под палец крупной кредиткой. Сошников изумился, заставил себя улыбнуться и протянул Скоробогатову руку.
— Спасибо, Макар Яковлич!
— А ты-то зачем? — спросил Макар.
— Нужен, видно. Все равно не стану, — ворочусь.
Прозвучал второй звонок. Он точно подхлестнул людей, — они быстро задвигались, заголосили до хрипоты, заплакали.
— Ну, брось, не реви!
— Ну, отпусти, ну, чего поделаешь?
— Мишенька, сынок мой, прощай! Расти большой — помогай маме!
В одном из вагонов дико завыла гармоника и грянула уральская «барабушка». Рыжий, вихрастый, с красным опухшим лицом парень, наклонив ухо к самой гармонике, свирепо дергал ее и пел:
Ах, не тужи ни ты, ни я, Земляничника моя!К песне присоединился пронзительный посвист и дикое поухивание…
Поезд медленно тронулся. Женщины с ревом шли за вагонами. Из вагонов махали платками.
Кричали:
— Живите чередом!
— Дядя Вася, не реви!
— Дяде Мише кланяйся!
Парень с гармошкой выставил ногу, чтобы на ходу ударить жандарма.
— Берегись, синемундирная шпана! — дико крикнул парень.
Весь день Подгорное ревело и пело песни, отправляя эшелоны.
Яков сказал сыну:
— Вот, как я говорил, так и вышло. Война пройдет, народу убавит, и жить вольготней будет. А забирают всех поголовно. Ну, тебя не заберут — ты один сын у меня.
Макар хмурился. Война вышибла его из колеи: машиниста взяли, забои опустели. Прииск работал вяло. С Архиповым назревал конфликт. Здесь шла молчаливая война. Компания снова разобрала перевалку Смородинки и пустила воду по прорезу. Безыменка надувалась, грозила снова затопить разработки Скоробогатова. Макар ночами посылал Телышкова, — тот бросал несколько патронов динамита в перехват старого русла, и прорез снова мелел.
«Я разорю вас, — думал Скоробогатов, — У вас тонка кишка супротив меня».
К осени компания Архипова бросила работы и передала за солидную сумму свою делянку на Акимовских логах артели мелких старателей.
Вскоре Суханов приехал к Макару.
— К тебе приехал потолковать, Макар Яковлич, — ласково заговорил он.
— Знаю, насчет прореза…
— Да, насчет водички. Тебе она не нужна, а нам до-зарезу надобна. Вишь, лето-то нынче засушливое было. Ты тут у нас прямо в пузо въехал.
— Ну, не я, а вы въехали!
— И те и другие друг другу помеха выходит, — спокойно говорил Суханов.
— Отводите ниже!
— Куда? Гора тут!
— Тогда не сговоримся!
— Нам-то что? Мы хотели с тобой мирно обойтись, без ссоры на соседнем деле. Ну, а если ты никак не поддаешься, так мы будем по-своему. У нас теперича на эту историю бумага есть.
На другой день Скоробогатов поехал к Рогожину.
«За артель Мишку уконопатили, а сами этой артели рудник отдали», — думал он.
Но Рогожин, со свойственной ему изворотливостью, объяснил:
— Здесь не коллектив, а просто артель на паях. Это дело законное, разрешенное.
— А мне эти лога взять? Как по-вашему?..
— Можем!
— Как? — обрадованно спросил Скоробогатов.
— Я могу это дело сделать.
— Ну, как, как?..
— А это дело уже не ваше.
— Отблагодарю!..
— Дело придется вести с его превосходительством. Мне только за хлопоты.
— Валяй, слушай — а?..
Рогожин поморщился.