— Я хочу сказать, что правительство ничего не может сделать. — Налив себе и Гарри виски, Дрейк протянул Гарри стакан и опустился в коричневое кожаное кресло. — Это семейное дело, Гарри, — сказал он, придерживая стакан на ноге, положенной на другую ногу. — К нам это не имеет никакого отношения.

Гарри нетерпеливо мерил шагами темный индийский ковер. С тех пор как Кейт вышла из своего дома, в голове его, казалось, тикали часы, отсчитывая секунды.

— Это, конечно же, имеет к нам отношение, — возразил он. — Вы в самом деле считаете простым совпадением то, что ее брат заявился в тот самый день, когда ее пытались убить?

— Вполне возможно. Вы же знаете, Ливингстон давно угрожал ей. И зачем «львам» сажать ее под охрану?

— Вам не кажется, что так легче всего покончить с любым? Черт, старина. Кто говорит, что они обязательно должны убить ее? Они могут просто подождать, когда она сойдет с ума. Нужно только позаботиться об этом.

— Немного мелодраматично, вам не кажется? — спросил Дрейк. — Вы в самом деле думаете, что герцог Ливингстон является одним из «львов»?

Гарри снова принялся мерить комнату шагами.

— Может быть, кто-нибудь подсказал ему, как подчинить себе сестру, он так и сделал. Но Кейт не вынесет этого, Маркус. Вы не видели, что с ней стало после того, как ее заперли в подвале.

Боже, если Кейт узнает, сколько всего он рассказал Дрейку, она вполне может испробовать на нем один из ножей Маджа. Ну и пусть. Как еще заставить Дрейка понять, что медлить нельзя?

— В последнее время появились очень неплохие заведения для душевнобольных, — напомнил ему Дрейк.

Гарри рассмеялся.

— Вы считаете герцога Ливингстона человеком доброжелательным и предусмотрительным?

— Не совсем. Нет. Но боюсь, что у правительства нет возможности вмешаться. Прежде всего это наведет на след «повес». Если мы вмешаемся в то, что является исключительным правом государства, мы не сможем остаться незамеченными. Второе, герцог, нравится ли нам это или нет, очень могущественный человек.

Гарри остановился у глобуса.

— Тогда что мы можем сделать?

Не отрывая глаз от Гарри, Маркус глотнул виски.

— Учитывая, что вы раньше говорили о ней, на этот раз вы очень обеспокоены.

— Она просила меня позаботиться о леди Би Ситон. Не хотите ли вы заняться этим?

— Ну уж нет! Я не понимаю ни единого слова из того, что говорит эта женщина.

— Еще труднее ее понять, когда она рыдает.

Дрейк принялся рассматривать свое виски.

— Кейт в самом деле не позировала для той картины?

— Нет, не позировала. Я сумею доказать это, но пойду на это, только если положение станет безвыходным.

— Как вы думаете, это «львы» заказали картину?

Гарри толкнул глобус, заставив его вращаться.

— Кто знает? Если учесть, что герцог всегда жаждал заполучить ее загородное имение, то «львам» представилась прекрасная возможность убрать ее чужими руками и ничем не выдать себя. — Он смотрел на мелькавшие названия стран на вращающемся глобусе. — Маркус, я не думаю, что у нее есть что-то, что им нужно. Я думаю — ей что-то известно и они не хотят, чтобы это стало известно другим.

Маркус поднял на него глаза:

— Что?

Гарри покачал головой:

— Я не знаю, что именно, и она сама не знает этого. Я только знаю, что если мы не сможем быстро вызволить ее, будет уже поздно.

— Кейт очень крепкая девочка.

Гарри смотрел на вращавшийся глобус.

— Я в этом не уверен.

Гарри начал подозревать правду, когда увидел клеймо. Когда он стоял перед тем зеркалом — псише — в ее будуаре, подозрение перешло в ужасную уверенность. Как она и похвалялась, зеркало было достаточно высоким и широким, чтобы, проходя мимо, она могла видеть себя в нем полностью. Прекрасная возможность насладиться собственной красотой и показать ее окружающим. Но за все время, пока она находилась в комнате, она ни разу не взглянула в него. Казалось, она намеренно избегала этого.

Глядя, как Кейт носится по комнате, Гарри понял, что зеркало было несбывшейся мечтой. Как и вся ее жизнь. Он видел, как она отреагировала, когда он заметил клеймо на ее груди. Она почувствовала себя униженной и оскорбленной. Если она не хотела, чтобы Гарри увидел его, если она избегала случайно поймать его отражение в зеркале, как бы она посмела показывать свои шрамы каждому второму человеку в Британии?

А если бы она решилась, разве это не сделалось бы предметом сплетен? Не нашлось бы мужчины, который в течение месяцев не пережевывал бы эту маленькую пикантность. «Отвратительно, знаете ли. Прямо над прекрасными грудками, там, где вы не можете не заметить их. Варварство. Меня затошнило».