Подготовить суда к дальней сайровой экспедиции — дело серьезное и непростое — хватает работы и слесарям, и котельщикам, и плотникам, и трубопроводчикам, и электрикам. Особенно, пожалуй, электрикам, потому что монтаж сайрового электрооборудования трудоемок и сложен.

В те июльские дни в путь за сайрой готовились сейнеры и на них хозяйничали бригады электроучастка Балябина, трубопроводчиков Ермолаева и Ерошкина. Мастера-умельцы популярны на судах, а слава в порту — это слава и в городе. Но наиболее уважаемы в этом собранном, энергичном городке, больше того, любимы, конечно же, рыбацкие капитаны. Их знают и стар и млад. Юноши мечтают о столь высоком звании. Оно и почетно и очень ответственно. Это от их искусства, опыта, силы воли зависит «хлеб насущный» города — добыча рыбы. И капитаны Науменко, Савелков, Гербей трудятся самоотверженно и умело.

Северо-Курильск невелик — около трех тысяч жителей, — это, конечно, с детьми, со всеми работниками сферы обслуживания, и этот городок ежегодно дает Родине тысячи тонн ценнейших пищевых продуктов, считая прибыли миллионами рублей. Кроме того, он строит, расширяет порт, возводит кварталы современных жилых домов, совершенствует свою индустриально-техническую базу, заготавливает морскую капусту, производит рыбную кормовую муку, вырабатывает витамин А в рыбьем жире, печется о школах и детских садах, смотрит новые кинофильмы, слушает радио Москвы, читает свою газету «Курильский рыбак», — словом, живет насыщенной трудовой и культурной жизнью.

Право, следует еще раз заглянуть на карту и отыскать в океане, на северной оконечности Курильской гряды, маленькую точку — Парамушир, отыскать и вспомнить, что, кроме свирепых штормов и туманов, частых подземных толчков и затяжных свирепых метелей, он подвержен еще и бешеным натискам цунами, а вспомнив все это, оценить неукротимую энергию его отважных тружеников.

— Нас качают землетрясения, а мы не теряем времени, работаем, — говорит смеясь капитан порта Северо-Курильск — Арсений Калинович Громик — украинец, тульчинец, навсегда сроднившийся с далеким Парамуширом. — Иной раз невольно призадумаешься: что за каверзная местность, тут и вулкан под боком пыхтит, и земля под ногами колышется, и штормы, и слякоть, и туманы, будто вся природа против человека ополчилась. Но океан поутихнет, поугомонится, и проглянет солнышко, а тогда любо-дорого взглянуть на чудесные наши берега, быть может, самые красивые на свете!

Я спрашиваю у Арсения Калиновича, не скучает ли он за родным Тульчином, — все же свыше двадцати лет жизни отдал острову и океану, и лихой моряк отвечает беспечно:

— А скучать, друг земляк, у нас не приходится: некогда. Веришь, нету такой минуты, чтобы скучать.

— Вы сами были, Арсений Калинович, колонным капитаном, и у вас, наверное, имеется свой прогноз насчет лова во втором полугодии?

Он медлит с ответом, крутит ус.

— У океана погоды не затребуешь и адресов минтая или камбалы не спросишь. У хорошего, завзятого капитана — обязательно дружный, завзятый экипаж, а у такого экипажа рыба непременно будет.

В легком двухэтажном строении, в кабинете капитана порта, Субботин склоняется над сводками лова за месяц. Он уже не впервые вчитывается в эти колонки цифр и видит картину напряженных поисков, удач и просчетов, счастливых находок, средних, «утешительных» результатов и обидных огорчений.

Вот самая свежая сводка последнего трудового дня: два малых судна — рыболовные боты — вели лов в одном и том же районе одинаковыми снастями, но один из них доставил к причалу 15 центнеров камбалы и 23 — трески, а другой только 10 камбалы, а трески и того меньше — 9.

Обе команды — на хорошем счету, обе работают старательно, однако одной повезло больше, другой меньше, и выход у нее простой и единственный: проявить настойчивость, сметку, отыскать и взять рыбу.

Добычу малых судов в Северо-Курильске расценивают как добрый «привесок» к плану. Главный расчет — на колонну больших судов, экипажи которых, надо сказать, трудятся напористо и умело, не страшатся любой непогоды, уходят в отдаленные районы иногда на целые недели и возвращаются, как правило, с уловом.

В сводках, конечно, не прочтешь, каких усилий стоят рыбакам иной раз эти «дары океана». Высоченный прибой нередко выбрасывает на берег обломки мачт, весел, шлюпок, обрывки снастей. А когда мы продолжили путь по «океанскому асфальту», за изворотом берега я увидел прямо в полосе прибоя замерший, застывший большой корабль. Он глубоко врезался в песчаный вал берега, да так и застыл, высоко подняв могучий форштевень. Палубы его были безлюдны, и ржавчина уже въелась в имя «Нептун», аккуратно выведенное на обводе борта.

Субботин сделал знак шоферу и первым сошел на песок.

— Да, и такое случается, — молвил он негромко, и в голосе его прозвучала нотка досады. — Ничего не поделаешь — стихия, и они не легки, не просты — рыбацкие дела.

Мы присаживаемся на толстый и гладкий брус, меченый замысловатым японским иероглифом (тоже «дар океана»), смотрим на покинутое судно и две-три минуты слушаем, как в пустотах его трюмов повторяется рокот прибоя. Покинутый корабль непременно печален, а этот — тем более, он еще месяцы и годы мог бы победно резать волну, светиться огнями, греметь лебедками… Монотонно погромыхивает прибой, и Субботин рассказывает: