Предусмотрительное уведомление Сталина принесло отрезвляющий результат. Главнокомандующий союзными войсками в Европе Дуайт Эйзенхауэр, поддержанный американским правительством, отклонил просьбу английского коллеги Монтгомери о выделении ему 10 дивизий для наступления на Берлин.

На провокационный призыв Черчилля Эйзенхауэр дипломатично ответил: «Конечно, если в какой-либо момент сопротивление будет внезапно сломлено по всему фронту, мы устремимся вперед, и Любек и Берлин окажутся в числе важнейших целей».

Безусловно, теперь взятие Берлина становилось не только стратегическим, но и политическим моментом войны. И Сталин не мог сбрасывать этот аспект со счетов. 1 апреля 1945 года на совещании в Ставке был обсужден план Берлинской операции. Он отчетливо понимал, что для советского народа, вынесшего на своих плечах все тяготы войны, взятие германской столицы становилось, кроме всего прочего, еще и делом национального престижа.

Начиная совещание, Верховный повернулся к Штеменко и предложил ему зачитать вслух телеграмму о закулисных манипуляциях Черчилля. После этого он почти риторически спросил: «Так кто же будет брать Берлин: мы или союзники?»

Сталин считал, что для взятия столицы Рейха будет достаточно сил одного фронта. По предварительному плану предусматривалось, что Берлин будет брать 1-й Белорусский фронт. Содействуя этой задаче, 1-й Украинский должен был осуществить разгром немецких сил южнее города. Сталин сказал: «Мы должны взять Берлин в кратчайший срок, не позднее 16 апреля, и все закончить в течение 12—15 дней».

В ходе обсуждения начальник Генштаба Антонов обратил внимание Верховного на разграничительную линию между фронтами. Эта линия шла несколько южнее Берлина. Ее положение исключало непосредственное участие в боях за город войск 1-го Украинского фронта, что могло отрицательно сказаться на сроках выполнения задачи.

Верховный молча зачеркнул на карте ту часть линии, которая отрезала 1-й Украинский фронт от Берлина. Он довел ее до города Люббена, находившегося примерно в шестидесяти километрах к юго-востоку от столицы Германии, и оборвал ее. Она была оборвана там, куда войска должны были выйти к третьему дню операции. Командующим предлагалась возможность проявления инициативы.

В этот же день он подписал директиву командующему 1-м Белорусским фронтом об операции по взятию Берлина и выходу, до конца месяца, на Эльбу, а на следующий день – директиву Коневу о наступлении на Берлин после овладения городом Люббен.

Верховный главнокомандующий осознавал позитивное желание маршала Конева к самовыражению и дал ему такую возможность. Позже он сказал: «Кто первый ворвется – тот пусть и берет Берлин». По существу, это стало своеобразным приглашением к участию в соревновании за германскую столицу, и Жуков эту гонку проиграл.

К решающему сражению обе противоборствующие стороны готовились со всей тщательностью. На Берлинское направление гитлеровское командование стянуло все наличные силы, объединив их в две группы армий – «Висла» и «Центр». В обороне Берлина учавствовали 48 пехотных, 4 танковых, 10 моторизованных дивизий, 37 отдельных пехотных полков, 98 отдельных пехотных батальонов и другие формирования. Этот заслон включал более миллиона человек, 1500 танков и штурмовых орудий, 3300 самолетов.

Комендантом обороны Берлина Гитлер назначил генерал-лейтенанта Реймана, верховным комиссаром, ответственным за оборону города, стал Геббельс. Геббельс считал, что ситуация 1945 года подобна положению Москвы в 1941 году. Ему принесли астрологические гороскопы, и они были обнадеживающими.

Поддерживая моральный дух Гитлера и проводя исторические аналогии, он напомнил фюреру критический момент из жизни Фридриха Великого, когда неожиданная смерть русской императрицы Елизаветы уберегла его от полного разгрома в Семилетней войне. Правда, сам Гитлер надеялся на другое: он рассчитывал, что союзники перессорятся и это спасет Германию.

И это мистически желаемое «нечто» произошло! Сияющий и возбужденный Геббельс вбежал в кабинет Гитлера и радостно прокричал: «Мой фюрер! Я поздравляю вас! Чудо свершилось! Умер президент Рузвельт!» В немецкой ставке пили шампанское. Казалось, что это само провидение готовит новый поворот в продолжении войны.

Президент США Франклин Делано Рузвельт умер неожиданно – 12 апреля. Гитлер звонил командующим армиями и высокопоставленным лицам, сообщая эту радостную весть; она должна была стать началом перемен к лучшему. Однако ему самому было уже не суждено воспользоваться плодами того поворотного пункта, который последовал за уходом из жизни мудрого автора нового американского курса – победителя «великой депрессии».

Уже недалекое будущее показало, что смерть соратника по «Большой тройке» угрожала реальными неприятностями Сталину. Но кончина выдающегося реформатора Америки, к которому Сталин испытывал искренние и откровенные симпатии, лишила его не только доброжелательного союзника. Она напоминала о бренности этого мира, в котором все бури человеческих страстей, выливающиеся в войны, политические и дипломатические баталии, в один миг превращались для их участников в ничто.

Приход к власти твердолобого и ограниченного русофоба Трумэна позже заставит Сталина пересмотреть свои планы на позицию страны во всеобщей сумятице послевоенного мироустройства. Впрочем, он не имел иллюзий в отношении нового жильца Белого дома. Конечно, он был информирован о заявлении Трумэна, сделанном еще в июле 1941 года: «Если мы увидим, что выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если будет выигрывать Россия, то нам следует помогать Германии, и, таким образом, пусть они убивают как можно больше…»