Шрифт:
– Тогда…
– Я провожу.
– Я помню дорогу. Работай. Я же вижу, ты уже там.
– Лена. Ты – замечательная.
– Ты тоже. Ну что, пока?
– Подожди, – остановил Кирилл. – Состояние может меняться. Знаешь, как на волнах. Сейчас хорошо, а завтра или через неделю плохо. Старайся не обращать внимания, это пройдет. Дай ему пройти, не бойся.
– Сейчас мне кажется, это навечно. Не порть мне этот день!
– Я просто предупреждаю.
– Я запомню. – Она повернулась в дверях. – Жаль, времени нет. Я потом с тобой свяжусь, ладно?
Кирилл сделал над собой еще одно усилие. Их общий праздник жизни следовало закончить сейчас и в этом месте. Неизвестно, что случится, если они еще пару раз так встретятся. Может, и ничего, но сейчас у него такое чувство, что лучше не рисковать.
– Лучше не стоит.
Ее улыбка дрогнула и померкла. Лена что-то хотела сказать, но вместо этого вздрогнула – в ушах, должно быть, запищало. Вместо ответа она так строго, укоризненно взглянула, махнула рукой и убежала. Он даже не успел проститься.
Так лучше для нее. Так будет лучше для всех. Так и должно быть, а все остальное пройдет. Уже проходит.
Главное, что я живу. И каждый миг я это ощущаю.
Мила Коротич
Пылесос
Гоша Хоботов очень волновался. Он всегда волновался, когда Машенька опаздывала. Правда, она никогда не опаздывала больше чем на три минуты, а он всегда приходил раньше чем нужно минут на десять, но все равно волновался. Сегодня – особенно.
Гоша стоял под полуопавшим кленом, единственным живым деревом в центре бетонной площадки у кинотеатра «Победа», и нервно крутил единственную «родную» пуговицу на выходном пиджаке.
Повторяя движения его пальцев, сухие листья закручивались хороводом вокруг кленового ствола. Гоша этого не замечал.
Гоша думал о том, как он скажет Машеньке то, что мама ему твердила уже лет пять: «Ты уже не мальчик, пора тебе жениться»! Но разве Гоша виноват, что встретил Машеньку только полгода назад! Как мама этого не понимает? Нельзя же жениться на ком попало?! И что ответит Машенька? А вдруг…
От волнения у Гоши запотели его круглые очки. Он снял их, протер не очень свежим платком с веселым зайчиком (мамин подарок!), снова надел их на нос и снова взялся за пуговицу.
Кленовые листья в это время то взлетали вверх-вниз, поднимаясь примерно на полметра, когда Гоша протирал очки, то водили нервные хороводы у папы-клена: то вправо, то влево, то вправо, то влево, за Гошиной пуговицей.
…А вдруг она засмеется или не поверит, что он серьезно? А если согласится? О боже!
– Гоша, смотри, смотри, какое чудо! Листья танцуют! – зазвенели в воздухе колокольчики ее голосочка.
Машенька! От неожиданности он резко дернул пуговицу и оторвал-таки. Листья рухнули на землю. Пара желтых листьев плавно и чинно опускалась с клена.
– Ой, остановились! Здравствуй, дорогой!
И Машенька улыбнулась и подставила свою щечку для поцелуя. Гоша зарделся и коснулся губами ее нежного маленького ушка. Сердце бешено колотилось, очки опять запотели.
– Здравствуй, Машенька!
– Почему я? – надула губки Сирена. Эти губы каждый второй мужчина отдела «Х» видел во сне. Каждому третьему снились ноги Сирены.
– Потому что тебе ни один настоящий мужик не сможет отказать, – резюмировал Рентген. Ему Сирена снилась вся, в трехмерном изображении, со спецэффектами.
– Я не уверена, что он настоящий, – тряхнула кудрями Сирена. – Я всегда в этом сомневалась, еще со школы. Он уже тогда не обращал на меня внимания.
– Тем более что ты знаешь его со школы, – прорычал Зверь. У него внутри все ухало, когда Сирена вот так трясла своей роскошной гривой волос.
– Пусть Женщина-Кошка попробует, – упорствовала Сирена.
Та запрыгнула на подоконник, шурша черным винилом костюма, и промурлыкала:
– Я не могу, у меня встреча в Готтам-сити. С Бэтменом. Ему нужна моя помощь. Уже опаздываю, – и, сделав сальто, выпрыгнула в окно.
– Я уверена, ты мысленно со мной, подруга, – саркастически заметила Сирена. – А Гроза? – Она с надеждой посмотрела на присутствующих.
– Гроза в коме, – сообщил Росомаха. – Пыталась сдуть эту чертову антипыль, подняла ураган, надышалась ею и не справилась. Получила балкой по лбу. Профессор сомневается, что Гроза останется такой, как прежде.
Ужас мелькнул в прекрасных глазах Сирены. Но она не сдавалась:
– Попросите Девушку-Тянучку!
Все взглянули на нее с осуждением: