— Я все перенесу, — отвчала та съ грустью:- но мн больно, что Гэя оскорбляютъ. Зачмъ тутъ Филиппъ вмшивается? папа все дло можетъ устроить одинъ. А теперь, я знаю, чмъ кончится, Гэй выйдетъ изъ себя и потомъ будетъ раскаяваться….

Позвали къ обду, и Эмми на минуту забжала къ себ въ спальню.

— Я должна быть тверда, — говорила она со слезами: — иначе я не буду его достойна. Боже мой! поддержи меня! Если Гэй будетъ несчастливъ, — онъ врно не упадетъ духомъ, и ему будетъ отрадно знать, что я съумла перенести наше горе. Да, я не хочу унывать, я даже не буду сердиться на Филиппа, хотя знаю, что это все дло его рукъ.

Она отдохнула и сошла внизъ гораздо спокойне, чмъ была.

За обдомъ, мистеръ Эдмонстонъ чувствовалъ себя въ самомъ скверномъ расположеніи духа; онъ былъ недоволенъ каждымъ кушаньемъ, и все время ворчалъ на жену. Та старалась кое-какъ поддерживать разговоръ съ Филиппомъ, и, наконецъ, дамы нашли возможность уйдти въ гостиную. Черезъ минуту Филиппъ принесъ къ нимъ Чарльза на рукахъ, усадилъ его въ кресло, а самъ удалился. Эмми долго стояла у окна, прислонившись головой къ стеклу; потомъ, когда стемнло, она быстро повернулась и крпко сжала руку Чарльза, мимо котораго ей пришлось проходить, затмъ вышла вонъ изъ комнаты. Мать немедленно послдовала за нею.

— Филиппъ не даромъ выжилъ меня изъ столовой, — сказалъ Чарльзъ, оставшись съ Лорой вдвоемъ, — Онъ объявилъ мн безъ околичностей, что ему нужно говорить съ папа, и вынехъ меня оттуда на рукахъ. Врно что нибудь да случилось.

Долго они терялись въ догадкахъ на счетъ тайны, ихъ окружающей, пока вернувшаяся мать не помогла имъ разъяснить загадки.

— Это все сплетни мистриссъ Гэнлей, — уврялъ Чарльзъ. — Гэй ни въ чемъ не виновать, я убжденъ въ этомъ; Филиппъ изъ мухи сдлалъ слона, и теперь радуется, что папа принимаетъ ршительныя мры.

Лора, боясь выдать себя, не смла защищать Филиппа слишкомъ горячо, но она настаивала на одномъ, что онъ слишкомъ честенъ и справедливъ, чтобы поднять столько шуму изъ пустяковъ. Вс трое они ни на минуту не усомнились въ невинности Гэя.

Когда Филиппъ, затворивъ за собою двери столовой, началъ снова уговаривать дядю дйствовать съ большей энергіей противъ Гэя, мистеръ Эдмонстонъ, находясь еще подъ вліяніемъ разстроеннаго, заплаканнаго лица Эмми, подался назадъ. Ему стало жаль Гэя, онъ готовъ былъ уже простить его и удовольствоваться самымъ пустымъ предлогомъ, чтобы снова поставить Гэя въ прежнія отношенія къ своей семь. Вс краснорчивые доводы Филиппа потеряли свою силу передъ голосомъ сердца добраго отца.

Видя, что спасти Эмми почти нтъ надежды, Филиппъ ршился показать дяд новое письмо своей сестры, письмо, которое онъ прежде думалъ скрыть. По природ своей онъ ненавидлъ сплетни и интриги, но, внутренно сознавая, что строгость со стороны опекуна есть единственное средство для исправленія Гэя, онъ ршился на время пожертвовать своими чувствами и силою заставить мистера Эдмонстона принять ршительныя мры.

Мистриссъ Гэнлей написала къ брату тотчасъ посл сцены, сдланной Гэемъ въ ея дом. Вполн увренная, что Филиппъ получитъ отъ него вызовъ на дуэль, она писала отчаянное письмо, умоляя брата вспомнить, какъ онъ ей дорогъ, и прося его быть твердымъ.

— Неужели ты пойдешь съ нимъ драться? спросилъ испуганно дядя. — Вдь ты знаешь, Эмми, бдная наша Эмми….
– и онъ не договорилъ.

— Зачмъ драться? намъ нужно правды отъ него добиться, — отвчалъ Филиппъ. — Я такъ и сестр писалъ. Длай Гэй съ своей стороны, что хочетъ, я же на свою совстъ его смерти не беру.

— Такъ ты врно слышалъ, что онъ хочетъ что нибудь сдлать?

— Нтъ; я даже полагаю, что онъ теперь одумался и не ршится вызывать меня на дуэль. Сестра и я, мы не можемъ объяснить себ одного, почему онъ именно насъ двухъ обвиняетъ въ этой исторіи. Мн особенно досталось отъ него въ то утро, о которомъ пишетъ сестра. — Филиппъ прочелъ отрывокъ письма Маргариты, гд она описывала сцену бшенства Гэя, и передавала слово въ слово рзкія его выраженія на счетъ дяди и ея брата. Конечно, она не удержалась, чтобы не преувеличить всей исторіи, а что всего хуже, мистриссъ Гэнлей скрыла отъ Филиппа, что она все это подслушала, сама стояла, лстниц, и вышло такъ, какъ будто бы Гэй, забывъ всякое приличіе, въ ея присутствіи отдлалъ мистера Эдмонстона и Филиппа напропалую. Послдней фразой она глубоко уязвила мистера Эдмонстона. Его слабая сторона была въ томъ, чтобы слыть за человка съ тонкимъ, здравымъ смысломъ и съ строгими правилами, и вдругъ Гэй, котораго онъ любилъ и берегъ, какъ своего сына, позволяетъ себ давать ему оскорбительныя прозвища! Онъ былъ дотого уничтоженъ, что, не говоря ни слова, залпомъ проглотилъ рюмку вина, и тихо замтилъ:- «Никогда этого не ожидалъ!» Онъ долго волновался. «Если уже Гэй позволилъ себ такъ выразиться на мой счетъ, — говорилъ онъ съ жаромъ:- я всему теперь поврю, и что онъ меня обманываетъ, и что онъ надъ Эмми водшутилъ, словомъ всему, всему дурному….»

Филиппу пришлось уже успокоивать дядю, и брать сторону Гэй, что, конечно, было очень благородно съ его стороны, потому что онъ зналъ, что Гэй и его не пощадилъ. Поздно вечеромъ кончилась ихъ конференція. Дядя написалъ слдующее письмо:

Письмо было гораздо рзче, чмъ Филиппъ этого ожидалъ, но дядя на этотъ разъ долго не соглашался переписать его. Наконецъ, нкоторыя выраженія были имъ измнены, и Филиппъ успокоился, потому что содержаніе втораго письма было гораздо уже сдержанне и логичне.

Они такъ долго провозились за сочиненіемъ отвта Гэю, что Филиппу поневол пришлось ночевать у нихъ въ Гольуэл. Когда вс разошлись, мистеръ Эдмонстонъ вошелъ въ уборную жены, которая сидла тамъ одна, у камина. Дверь въ комнату Чарльза была тщательно заперта.