Эльмина возвратилась. Господинъ Б* остался въ Вармбрун обдать у одного пріятеля, которой удержалъ его и ночевать. Посл стола онъ слъ играть въ пикетъ съ своимъ хозяиномъ, которой совтовалъ Эльмин итти въ садъ Госпожи Нельсонъ, и посмотрть, какъ онъ въ три мсяца перемнился. Я не знакомъ съ Госпожею Нельсонъ, отвчала Эльмина. — «Ее теперь нтъ дома; она въ гостяхъ у нашего сосда.» — Но впустятъ-ли меня въ садъ! — «Безъ сомннія; онъ отворенъ для всхъ. На примръ, Англичанинъ Фриморъ всякой день въ немъ бываетъ.» — Фриморъ? — «Да; вы, я думаю, съ нимъ встртитесь. Онъ недавно прошелъ мимо насъ и конечно въ садъ.» — Эльмина закраснлась, замшалась, подумала; наконецъ ршилась я пошла.

Она все еще почитала Фриморомъ Нельсона, и съ трепетомъ входитъ въ садъ, думая, что найдетъ въ немъ Англичанина. Ея замшательство увеличилось, когда она увидла, въ конц длинной алеи, прелестную малютку, дочь Нельсонову, которая тотчасъ подбежала къ ней и бросилась на руки. Эльмина приближилась къ забору цвтника, и вдругъ слышитъ крикъ, видитъ бгущихъ людей и пламя. Коралія испугалась и скрылась. Эльмина сла на дерновое. канапе въ пятидесяти шахахъ отъ забора. Нельсонъ, желая имть во всякое время года резеду и ясмины, построилъ въ своемъ садик теплицу, которая отъ неосторожности садовника загорлась. Выломили дверь и въ минуту погасили огонь. Эльмина между тмъ, не видя пламени, вздумала осмотрть цвтникъ. Можно представить себ ея изумленіе, когда она увидла точно свой садикъ, свои ясмины и резеду! Духъ сихъ цвтовъ произвелъ неизъяснимое чувство въ ея сердц; она вспомнила букетъ, орошенный слезами, и затрепетала…. Большіе ясминные кусты закрывали бесдку; дверь была растворена. Эльмина, которой никто не замтилъ, пошла туда. Вдругъ позади ее оказали громко: Господинъ Фриморъ! вы забыли свою трость. Эльмина вздрогнула, остановилась, раздp3; лила немного втьви, и увидла молодаго человка въ траур, совсмъ ей незнакомаго, которой, внявъ изъ рукъ садовника трость, вышелъ изъ саду. Эльмина поблднла, очарованіе разрушилось, призракъ блаженства исчезъ навки. Нещастная бросается въ бесдку, желая нсколько успокоиться…. Новое зрлище! Она въ своемъ кабинет: вотъ голубыя кресла ея матери; вотъ пяльцы, покрытыя чернымъ флеромъ; вотъ ея стулъ и маленькой столикъ… одно только лишнее: Эльминины волосы подъ стекломъ. «Боже мой! воскликнула она, залившись слезами: какая любовь! а моя благодарность есть преступленіе!… Ахъ! я одна преступница! за чмъ искала его? Чувствительной, добродтельной человкъ! онъ пылалъ страстію, но убгалъ меня!»

Слезы лились ркою изъ глазъ Эльмины. Тайный голосъ разсудка повелвалъ ей взять свои волосы, данные милой дочери Лорда Фримора; ея сердце терзалось и противилось разсудку; но Эльмина ршилась побдить сердце свое, взяла перо и дрожащею рукою написала на лоскутк бумаги слдующую записку къ Нельсону:

«Я была въ заблужденіи: почитала Фриморомъ того, кто встртился со мною на кладбищ, 9 Іюня; думала, что прекрасный ребенокъ, которому я дала свои волосы, есть дочь Лорда Фримора: теперь узнала истину; завтра ду въ Гиршбергъ — и не возвращусь никогда»

Эльмина хотла положить записку на то мсто, гд лежали волосы…. Вдругъ вбгаетъ Коралія, и кричитъ: вотъ папинька, папинька!…. Эльмнна посмотрла въ дверь; Нельсоновъ образъ мелькнулъ въ глазахъ ея; она затрепетала и упала въ обморокъ….. Пришедши въ память, видитъ передъ собою Нельсона, стоящаго на колняхъ, блднаго, съ растрепанными волосами — онъ держалъ въ рук спиртъ, а маленькая Коралія плакала и цловала ее…. Эльмина съ трепетомъ взглянула на Нельсона, отворотилась, взяла Коралію на руки, прижала къ сердцу и залилась. слезами…. Нельсонъ, вн себя и все еще на колняхъ, схватилъ руку своей дочери, поцловалъ ее съ жаромъ, и посмотрвъ на Коралію глазами, въ которыхъ блистали слезы, сказалъ выразительнымъ, страстнымъ голосомъ: «о милая дочь! ты никогда меня не утшишь, но съ этой минуты будешь мн драгоцнне!»…. Встаетъ, и съ видомъ неописанной горести бросается въ двери…. Горестное восклицаніе, которое вырвалось изъ сердца Эльмины, потрясаетъ всю его душу; онъ останавливается, устремляетъ на нее пламенной взоръ и скрывается.

Эльмина, взявъ Коралію за руку, выходитъ съ нею изъ опасной бесдки… Знакомый, унылой голосъ зоветъ Коралію. Эльмина, поцловавъ ее въ послдній разъ, удаляется и выходитъ изъ саду, отдохнувъ нсколько минутъ на дерновомъ канапе. Отецъ Эльмины спросилъ о причин блдности лица ея: она сказала о пожар въ саду, о своемъ страх, и никто не искалъ другой причины.

Нельсонъ, увренный въ послушаніи Кораліи, запретилъ ей говорить о прекрасной госпож (такъ называла она Эльмяну); отослалъ ее домой, а самъ возвратился въ бесдку, увидлъ записку Эльмины подл забытыхъ волосовъ, взялъ и читалъ ее съ трепетомъ… Онъ чувствовалъ, что заблужденіе должно было усилить въ сердц Эльмины такую склонность, которой не противилась ея добродтель…. Случай открылъ ей, съ какимъ жаромъ, съ какимъ изступленіемъ обожали ее; случай открылъ ему, что сердце Эльмины пылало вмст съ его сердцемъ… Ахъ! сіи восхитительныя мысли были новы для души Нельсоновой! Страшный образъ будущаго не приводилъ его въ трепетъ; онъ забылъ на минуту и честь и спокойствіе и непорочность Эльмины! «Она меня любитъ! она знаетъ, какъ страстно любима мною! повторялъ онъ: могу ли обвинять себя? Небо хотло соединить узами симпатіи, благодарности, нещастія и сожалнія два сердца, разлученныя должностію!…. Вчныя, священныя узы!… Она знаетъ, она чувствуетъ у какъ неизъяснимо люблю ее!… Эльмина будетъ жалть обо мн, оплачетъ горестную судьбу мою!»

Такова любовь, самая пылкая, самая страстная! все относитъ къ одной себ, находитъ утшительную прелесть въ страданіяхъ, ею причиняемыхъ…. Любовь, всегда нжная, часто бываетъ безжалостна!

«Эльмина оставляетъ Вармбрунъ! Эльмина уже не возвратится!» сказалъ Нельсонъ съ горестію и ршился написать къ ней. Письмо его было коротко и просто: онъ клялся убгать ее, цлый мсяцъ не выходить изъ дому, и умолялъ Эльмину отложишь свой отъздъ въ Гиршбергъ. На другой день, передъ зарею у Нельсонъ пошелъ на кладбище и положилъ письмо на гробь Госпожи Б* — не было другова средства доставить его Эльмин. Спрятавшись въ кустахъ, ожидалъ онъ ея прихода. — Эльмина приближается ко гробу; блднетъ, видя письмо; беретъ его дрожащею рукою, прочитываетъ нсколько разъ сряду, кладетъ на свою грудь, и слезы ручьями льются изъ глазъ ея. Сіи слезы были отвтомъ Эльмины. Нельсонъ, увренный, что прозьба его будетъ исполнена, хотлъ уже удалиться, какъ вдругъ замтилъ, что Эльмина съ робкимъ замшательствомъ осматривалась вокругъ себя и чего то искала глазами…… Нельсонъ былъ недалеко отъ обелиска; тихонько потрясъ втьвями куста, за которымъ скрывался; раздлилъ ихъ и бросилъ букетъ ясминовъ на гробъ Госпожи Б*… Эльмина затрепетала, устремила на кустъ глаза свои — движеніемъ головы изъявила согласіе, и, махнувъ блымъ платкомъ, дала знать, чтобы Нельсонъ удалился. Онъ исполнилъ ея волю.

Эльмина, возвратясь домой, раскаялась въ своей неосторожности… Жить боле шести недль подл опаснаго Нельсона, въ такомъ мст, гд все напоминало о немъ; гд образъ его всюду за нею следовалъ; гд все говорило ей о Нельсон: и маленькой садикъ, и запахъ ея цвтовъ, и тихой кабинетъ, посвященный нжности, и самый гробъ ея матери!… Она уже не могла отдлить чувствъ любви отъ впечатлній горести и мыслей о смерти…..Эльмина съ трепетомъ, въ нершимости, вошла въ цвтникъ. Мысли, которыя ожидали ее въ бесдк, были ей напередъ ужасны… «Ахъ! сказала она: вчера моя любовь я горесть могли назваться невинными; а нын все перемнилось! Я не найду наслажденія въ слезахъ своихъ!»… Она отворила дверь, въ бесдку, и обративъ глаза на большія кресла своей матери, почувствовала робость, которая скоро превратилась въ ужасъ…. Эльмина стала, по обыкновенію своему, на колни; хотла молиться усердно, но не могла… Странный предметъ темно представлялся ея воображенію….. Казалось, что кресла, стоявшія противъ нее, были непусты…. Глаза ея, устремленные въ книгу, видли образъ почтенный и грозный, укоряющій слабую; тнь была передъ нею!… Эльмина молилась; не смла тронуться съ мста; волосы ея становились дыбомъ; холодъ разливался по всей ея внутренности, но голова Эльминина пылала: кровь подымалась въ нее съ быстротою и производила въ ушахъ обманчивый шумъ, подобный отдаленному звону погребательнаго колокола…. Въ сію минуту большая книга упала съ полки и застучала…. Страхъ возвратилъ силы Эльмин, которая бросилась изъ бесдки въ садъ, упала на дерновое канапе, и воскликнула: она выгнала меня; мои молитвы ей противны!

Пришедши въ себя, Эльмина ужаснулась своего движенія, встала и ушла изъ саду. Въ спальн ея вислъ совершенно сходный портретъ Госпожи Б*, на которой, посл ея кончины, Эльмина не имла твердости взглянуть ни разу. Госпожа Б* нарочно списала себя для Эльмины. Она изображена была во весь ростъ, съ отверстыми объятіями; нжный взоръ ея, казалось, призывалъ любезную дочь къ материнскому сердцу… Въ сей комнат и передъ симъ портретомъ Эльмина ршилась провести остатокъ утра. Она всходитъ на лстницу, отворяетъ поспшно дверь и запирается въ спальн. Тутъ въ первой разъ воспоминаніе о Нельсон изчезаетъ; любовь къ несравненной матери — первое, непорочное чувство Эльминина сердца — снова оживаетъ въ немъ. Эльмина думаетъ, что спокойствіе и невинность ея возвратились…. бросается на колни, устремляетъ глаза, помраченные слезами, на образъ незабвенной, и восклицаетъ: «о милая! здсь обновляю горесть свою; здсь, оплакивая потерю твою, живе чувствую цну добродтели! Отнын теб одной посвятятся мои слезы… Ангельскія черты твои напоминаютъ мн должность мою… Дай мн силу исполнить ее; подкрпи слабое сердце твоей Эльмины!»… Она сла и задумалась; ей казалось, что голосъ матери, нжной и кроткой, говорилъ ей: бги, Эльмина! бги, пока есть время!… Ты на краю пропасти! нужна ршительность и твердость! Бги, Эльмина! — … Исполню волю твою, о нжная родительница! сказала Эльмина съ жаромъ: я ршилась; ду сей же вечеръ!…. Она взглянула на портретъ своей матери; чувство горести, сладкой и тихой, наполнило ея сердце. Ты еще жива для Эльмины, думала она: я слышала твой голосъ; онъ отдался въ моемъ сердц. Ахъ! твои объятія не будутъ уже моимъ врнымъ и безопаснымъ убжищемъ…. но ты одна будешь оживлять мою душу; ты одна будешь подкрплять меня, слабую, осиротвшую!