Господинъ Б*, Эльмининъ отецъ, жилъ зимою въ Гиршберг, a лтомъ въ деревн близь Вармбруна и славнаго водопада, окруженнаго скалами и лсомъ. Нельсонъ узналъ, что дочь его не перестаетъ оплакивать родительницу и живетъ въ совершенномъ уединеніи. Вс съ жаромъ хвалили ея красоту, умъ, таланты; но мущины жаловались на ея гордую холодность, a женщины находили безпрестанную печаль о матери притворствомъ: везд и всегда обыкновенные люди такъ судятъ. Правда, что Эльмина нкоторымъ образомъ показывала, будто хочетъ славиться своею глубокою и нжною горестію: она всякое утро носила цвты на гробъ матеря. Такіе знаки печали бываютъ въ самомъ дл подозрительны; но въ осьмнадцать лтъ романическія идеи кажутся особеннымъ вдохновеніемъ чувствительности. Къ тому же умирающая мать просила Эльмину смотрть всегда за цвтникомъ, гд она любила читать съ нею книги: нжная дочь, исполняя волю ея, вздумала посвятить ей вс его цвты. Нельсонъ узналъ это обстоятельство отъ друга Эльмины, Гжи. Сульмеръ, которая жила въ сосдств Господина Б*. Онъ пылалъ нетерпніемъ встртиться съ нею; но Эльмина не показывалась ни въобществахъ, ни на гуляньяхъ. „Хочу, думалъ онъ, только одинъ разъ увидть ее, чтобы впечатлть истинный образъ ея въ моемъ сердц, и навки удалиться!“

Въ одно утро Нельсонъ ршился итти ко гробу Госпожи Б*, и первые лучи солнца освтили передъ его глазами блый мраморный обелискъ ея. Онъ приближается: съ трепетомъ, осторожно и тихо. Старой слуга сидитъ въ оград, къ нему спиною, подл деревяннаго креста. Обелискъ осненъ большимъ кипариснымъ деревомъ; но молодой человкъ видитъ черное платье и флеровое покрывало, развваемое втромъ… Онъ идетъ, останавливается, едва можетъ дышать… Часъ, мсто, безмолвіе и сей невидимый предметъ, который уже столь давно занимаетъ его воображеніе и наконецъ отдляется отъ него только гробомъ, производятъ въ немъ страшное волненіе… Горестное предчувствіе и религія соединяются съ разсудкомъ и съ голосомъ добродтели. Онъ ужасается, воображая, какое вліяніе на всю жизнь его могутъ имть сіи минуты… Дерзнетъ ли не уважить святилища смерти? Онъ еще только безразсуденъ, только ослпленъ мечтою; но шагъ дале, и мечта опасная обратится въ дйствительность, и страсть гибельная, безъ утшенія и надежды, будетъ адомъ чувствительнаго сердца… „Нтъ, нтъ: думаетъ злощастный: не хочу подвергаться такой опасности; не хочу оскорбить того, что всею на земл святе: горести, невинности и добродтели. Жертвую любопытствомъ, и почтительную любовь мою къ Эльмин докажу тмъ, что буду убгать ее!“.. Но онъ стоитъ еще неподвижно, и глаза его наполняются слезами которыя ослабляютъ въ немъ твердость души… Тутъ сильный порывъ втра раздлилъ втви кипариса; флеровое покрывало упало на землю…. Нельсонъ забываетъ все, летитъ къ обелиску, останавливается передъ Эльминою, трепещетъ и опирается объ дерево… Наконецъ они видятъ другъ друга — нещастные, образованные Природою для страстной любви взаимной, но разлучаемые судьбою…. Они оба смотрятъ и блднютъ…. Эльмина стояла на колняхъ y гроба, но, пораженная видомъ молодаго человка, не думала встать. Онъ казался для нее небеснымъ явленіемъ, вышедшимъ какъ будто бы изъ гроба, съ симъ милымъ, кроткимъ, выразительнымъ лицомъ, и, подобно ей, въ одежд печали. Она вообразила его Геніемъ скорби и чувствительности: не хотла удалиться, и въ семъ трогательномъ, хотя и новомъ для нее предмет, находила что то знакомое, близкое сердцу; видла прекрасные глаза его, орошенные слезами; видла въ нихъ глубокую меланхолію, нжность, смятеніе души — однимъ словомъ, вс собственныя чувства свои; думала: „онъ также печаленъ, также плачетъ, и молодость его увядаетъ въ гор!“ Сія мысль еще боле тронула ея чувствительность; она подняла глаза на небо, снова обратила ихъ на Нельсона, и нжнымъ взоромъ своимъ говорила ему: „мы оба нещастливы, и я сердечно о теб жалю: „… Нельсонъ, будучи вн себя, проливаетъ слезы; крпко сжавъ руки, даетъ, кажется, вчную клятву… но въ ту же минуту вдругъ закрываетъ лицо свое и спшитъ удалиться… Нещастный: теперь уже поздно!… Онъ бжалъ, не зная куда, и такъ скоро, что не могъ ни разсуждать, ни думать; уже не плакалъ, не стеналъ, но сердце его терзалось… Наконецъ останавливается въ самомъ дикомъ мст, среди голыхъ скалъ ужасной высоты. Глубокія разслины образуютъ тамъ множество пещеръ, ископанныхъ рукою Природы. Никогда трава не покрывала сей безплодной земли, гд расли только изсохшіе кусты и блдный мохъ. Голые камни и темныя впадины гротовъ представляли изумленному взору яркое сліяніе лучей солнечныхъ съ густымъ мракомъ. Натура, кажется, приготовила сіе страшное уединеніе единственно для того, чтобы оно служило послднимъ убжищемъ для отчаянныхъ; кажется, что эхо сихъ пещеръ должно повторять одно стенаніе и крикъ ночныхъ птицъ…. Нельсонъ бросается на камень, съ ужасомъ обращаясь къ собственнымъ мыслямъ своимъ…. «И такъ, думаетъ онъ, вмсто горести темной и мечтательной, которая своею неосновательностію заставляла меня краснться, теперь имю дйствительную и вчную!» Душа моя, образованная для меланхоліи ожидала ее!.. она есть для меня наслажденіе!… Эльмина!… ахъ! какое слабое понятіе давали мн объ ней вс описанія и портретъ, воспалившій мое воображеніе! Можетъ ли кисть представить ея взоръ и выраженіе лица?.. Глаза Эльмины встртились съ моими, говорили со мною, отвчали мн; наши слезы текли вмст, наши сердца соединялись на минуту въ своихъ нжныхъ чувствахъ…. Она блднла, трепетала… И мн уже не видаться съ нею? жить въ свт безъ надежды хотя еще одинъ разъ насладиться такимъ же восторгомъ блаженства?… Пораженный сею мыслію, Нельсонъ въ мучительномъ изступленіи нсколько минутъ твердилъ одни слова: мн уже не видаться съ нею!… Наконецъ, взглянувъ на окружающіе его предметы, сказалъ: «это мсто отвчаетъ расположенію души моей; я буду здсь часто!..»

Между тмъ, какъ Цельсонъ терзался сильнйшею страстію, Эльмина мыслила объ немъ съ новою для нее прелестію. Бдственная ошибка способствовала въ ней рожденію любви. Она нетерпливо хотла узнать, кто сей молодой человкъ, котораго имя было ей неизвстно, но сердце такъ знакомо! Въ тотъ же день Госпожа Сульмеръ, другъ ея начала говорить съ великою похвалою о молодомъ Англичанин, пріхавшемъ къ водамъ для поправленія своего здоровья, разстроеннаго горестію о кончин милой супруги. «Онъ носитъ еще трауръ?» спросила Эльмина съ любопытствомъ. Я всякой день вижу его въ черномъ кафтан, отвчала Гж. Сульмеръ. — «Хорошъ ли онъ лицомъ?» — Какъ Ангелъ. Ты сама знаешь его. — «По чему же?» — Онъ сказывалъ, что видлъ тебя ныншній день по утру на кладбищ. — «Правда (отвчала Эльмина закраснвшись, будучи уврена, что сей иностранецъ есть Нельсонъ): какъ его фамилія?» — Фриморъ….. Тутъ Эльмина, соединивъ для себя это имя съ Нельсоновымъ лицомъ, воспоминаніемъ утренней сцены, тайно обрадовалась, что такъ скоро могла удовлетворить своему любопытству. Сей иностранецъ, чувствительный и нещастный, занималъ ее во весь день, и мысль, что онъ любилъ страстно, еще боле плнила ее воображеніе. Мущины въ любви хотятъ новаго сердца: напротивъ того женщины скоре привязываются къ тмъ, которые уже доказали срою нжность; он радуются опытомъ великой чувствительности и находятъ въ немъ для себя щастливую увренность, которая не нужна мущинамъ, и которой они не ищутъ. —

Г. Фриморъ, гуляя поутру, дйствительно видлъ Эльмину на кладбищ за нсколько минутъ до Нельсонова прихода; но она не видала его.

На другой день отдали Нельсону запечатанный пакетъ отъ Вильгельма. Онъ нашелъ въ немъ переплетенную книгу и слдующее письмо: «Повряю теб, любезный другъ, залогъ важный для моего сердца…. Черезъ три мсяца по смерти Госпожи Б*, когда я могъ еще надяться быть щастливымъ, Госпожа Сульмеръ сказала мн, что Эльмина пишетъ журналъ, единственно посвященный памяти родительницы [1] ; что это yпражненіе питаетъ ея горесть и еще боле разстроиваетъ здоровье. Я не видалъ уже Эльмины, но часто бывалъ y Господина Б*: однажды, въ маленькомъ кабинет, подл Эльмининой спальни, увидлъ журналъ ея, — тихонько взялъ его и въ ту же минуту ушелъ, НапрасноЭльмина искала книги своей: я не могъ ршиться возвратить ее, и, къ щастью, никому не пришло на мысль, чтобы она была унесена мною. Сей журналъ, которымъ Эльмина пять недль занималась, содержитъ въ себ сорокъ-дв страницы, исписанныя ея рукою: сорокъ-дв страницы любезныхъ, трогательныхъ мыслей, которыя излились изъ Эльминина сердца: Какое сокровище!… Не упрекай меня кражею: я жестоко за нее наказанъ; она увеличила любовь мою и въ то же время истребила надежду!… Вызжая изъ Вармбруна, не хочу взять съ собою этой книги: знаю наизусть ея содержимое и никогда его не забуду; но мн мучительно видть Эльминину руку… Ввряю теб сей трогательный памятникъ нжности. Возврати его Эльмин, но не прежде, какъ года черезъ два: теперь онъ возобновилъ бы печаль ея. — Нельсонъ! хочу, чтобы ты зналъ силу любви моей и горести: читай эту книгу!»

Нельсонъ съ сердечнымъ трепетомъ развернулъ ее… На первой страниц Эльмина изобразила профиль своей матери, и написала внизу слдующее: «Ей было тридцать-шесть лтъ!… Мы никогда не разставались!.. и первая разлука должна быть вчною! мысль страшная!… Время только умножитъ горесть мою: не будетъ ли она мн черезъ годъ еще нужне? Чмъ долговременне разлука съ милымъ, тмъ сильне желаніе видть его…. Она была еще такъ молода! Я надялась, состарться въ глазахъ ея и съ нею провести безопасно бурныя лта молодости. Она отвчала мн за будущее: я жила спокойно… Теперь все тревожитъ меня…. Поставленная на путь добродтели милою родительницею, желаю вчно итти имъ; но безъ врнаго путеводителя всякой новой шагъ ужасаетъ… Нтъ, никогда не перемню состоянія; одинъ ея выборъ могъ ручаться мн за щастіе. Легко обмануть сердце неопытное; a съ нею могла ли я бояться своей неосторожности?… Судьба всего лишила меня: неизъяснимыхъ пріятностей любви, милыхъ ея попеченій и благоразумныхъ совтовъ. Для того, чтобы всегда быть щастливою и достойною такой матери, мн надлежало только любить ее и врить ей: теперь должно мн пріобрсти вс ея добродтели!.. Ахъ: надъ гробомъ милой я оплакиваю щастіе, спокойствіе, a можетъ бытъ и доброе имя!.. Только поведеніемъ своимъ могу чтить ея память. Одна неосторожность запятнала бы славу мою, и тогда я лишилась бы права оплакивать ея кончину: она не могла бы пережить моего безчестія! Эта мысль ужасна… Обратить въ ничто вс труды воспитанія, вс мудрые совты нжнйшей матери и потерять доброе имя, ею мн оставленное — нтъ, лучше умереть!… Признательность будетъ моею наставницею: она, она не велитъ мн на себя полагаться!… Знаю обязанности дочери, и врно исполню ихъ; въ уединеніи буду жить для моего родителя, и такимъ образомъ могу еще утвердить судьбу свою, которая сдлалась опасною и неврною!»

Тутъ книга выпала изъ рукъ его. «Ангелъ добродтели! воскликнулъ Нельсонъ: мн оставалось только знать внуренность души твоей, и теперь знаю!».. Слезы текли ручьями изъ глазъ его. Онъ снова взялъ книгу, читалъ, разсматривалъ почеркъ руки, вникалъ въ каждое слово, боле и боле плняясь умомъ и чувствительностію Эльмины.

Черезъ дв недли посл того Господинъ Б * ухалъ, вмст съ дочерью, на нсколько дней въ Гиршбергъ. Нельсонъ убгалъ Эльмины, но развдывалъ обо всемъ, что до нее касалось, и захотлъ, пользуясь отсутствіемъ ея, видть то мсто, гд она жила. Садовникъ ввелъ его въ паркъ; тамъ увидлъ онъ цветникъ и бесдку, окруженные желзною решеткою; садовникъ сказалъ ему, что они собственно принадлежатъ Эльмин, и что Госпожа Б* отмнно любила сію часть парка. Нельсонъ упросилъ его отпереть дверь; но не могъ безъ угрызенія совести войти въ это мсто, которое освящалось памятію милой родительницы, и куда Эльмина даже самыхъ друзей ево ихъ не вводила. Тамъ все представляло душ мысли нжныя и трогательныя. Ароматическій воздухъ, которымъ дышалъ Нельсонъ, казался ему благоуханіемъ невинности; а для сердца, волнуемаго порочною страстію, чувства и вдохновенія добродтели бываютъ уже мучительны: первое наказаніе нашихъ заблужденій есть то, что мы не можемъ тогда удивляться ей безъ упрековъ совсти…. Разсматривая все съ великимъ вниманіемъ и любопытствомъ, онъ замтилъ, что въ цвтник не было ничего, кром ясминовъ и резеды. Садовникъ сказалъ ему, что Госпожа Б* любила ихъ боле всхъ другихъ цвтовъ, и что Эльмина украшаетъ ими гробъ ея. «Здсь (продолжалъ онъ, вошедши съ Нельсономъ въ бесдку) здсь все осталось такъ, какъ было наканун болзни Госпожи Б*: Эльмина не приказала ни до чего касаться. Вотъ книги, которыя она читала вслухъ матери. Вотъ кресла и пяльцы нашей покойной Госпожи; a шутъ, подъ чернымъ флеромъ, лежитъ работа ея, которой она не успла кончишь»…. Нельсонъ, съ горестію поднявъ флеръ, увидлъ не дошитый. цвтокъ «Ахъ! рука еще молодой женщины (думалъ онъ) образовала половину этой розы; но вдругъ, оледенвъ, навки остановилась, и работа часовая не могла быть докончена…. A мы спокойно занимаемся великими планами для будущаго и располагаемъ отдаленнымъ временемъ!» Опустивъ черное покрывало на пяльцы, Нельсонъ пересмотрлъ книги, лежавшія на стол: молитвенникъ, Йонговы Ночи, Гервеевы Размышленія. И такъ Эльмина бываетъ здсь часто? спросилъ онъ y садовника. — «Каждое утро, возвратясь съ кладбища, и въ самой тотъ часъ, въ которой прихаживала сюда съ матерью.» — Знаютъ ли, что она длаетъ? — «Знаютъ: Г. Б* и мы вс, боясь, чтобы Эльмина отъ слезъ и рыданья не упала въ обморокъ, нсколько разъ y дверей подслушивали и тихонько заглядывали въ окно. Она становятся на колни и молится, посл того садится на стулъ подл большихъ, пустыхъ креселъ и читаетъ вслухъ, какъ бывало при матери.» — - Тутъ Нельсонъ, тронутый до глубины сердца, спшилъ вытти изъ бесдки, сказавъ: «никто изъ смертныхъ не достоинъ входить въ это святилище добродтели.» — Возвратясь домой, онъ призвалъ работниковъ и веллъ сдлать въ саду своемъ цвтникъ, подобный Эльминину; насялъ въ немъ ясминовъ и резеды; убралъ бесдку свою такъ же, и чтобы сходство было совершенно, то поставилъ въ ней пяльцы съ недошитою розою, закрытою чернымъ флеромъ. Не нужно сказывать, что въ сію часть сада, окруженную высокимъ заборомъ, никто не могъ входить, кром хозяина; онъ запиралъ дверь и хранилъ y себя ключь. Генріетта не была ни подозрительна, ни любопытна; сверхъ того издавна привыкнувъ къ Нельсоновымъ странностямъ, она даже и не замтила сей новой.

Между тмъ Эльмина возвратилась изъ Гиршберга. Мнимый Фриморъ не выходилъ изъ ея мыслей. Она желала съ нимъ встртиться; но сей молодой человкъ не былъ знакомъ съ Госпожею Сульмеръ и не любилъ общества Вошедши въ свою бесдку, Эльмина примтила, что флеръ на пяльцахъ немного измятъ, и что на темной матеріи видны слды пудры (которая ссыпалась съ Нельсоновыхъ волосовъ). Приступивъ къ садовнику, она заставила его наконецъ признаться, что онъ, по неотступной прозьб, вводилъ туда молодаго, прекраснаго лицомъ иностранца, не хотвшаго сказать своего имени. Ему сдлали выговоръ, но легкой и не грубой, a посл разспрашивали его очень долго и съ великимъ любопытствомъ. Такое открытіе было весьма важно для Эльмины. Она могла справедливо заключить, что иностранецъ имлъ къ ней особенное вниманіе, и что сердце его нкоторымъ образомъ отвтствуетъ ея сердцу. Считая сего любезнаго меланхолика Гм. Фриморомъ, Эльмина вообразила, что онъ, оплакивая супругу, упрекаетъ себя новою склонностію къ другой женщин — можетъ быть, y него есть дти; можетъ быть, онъ поклялся не входить въ новое обязательство!…. Сія мысль нсколько тревожила Эльмину; но она думала: Фриморъ свободенъ! великое утшеніе для женщины, когда она почитаетъ себя любимою!

Ввечеру Эльмина пошла гулять, уже не въ темный лсъ, не въ пустыню, но прямо на Вармбрунскую дорогу; она плакала уже не. такъ горько; не углублялась въ печальныя размышленія, a только пріятнымъ образомъ задумывалась. Вдругъ сердце ея затрепетало: на лвой сторон дороги молодой человкъ, въ черномъ кафтан, сходитъ съ лошади и цлуетъ прекрасную двочку, которая играла на лугу. Это былъ Нельсонъ съ Кораліею. Няня, Англичанка, сидла подъ деревомъ. Нельсонъ громко сказалъ ей по-Англійски, чтобы она шла съ Кораліею домой; слъ на лошадь и похалъ шагомъ на встрчу къ Эльмин, въ глубокой задумчивости смотря въ землю; наконецъ взглянувъ, видитъ въ десяти шагахъ отъ себя Эльмину, и по невольному движенію останавливаетъ лошадь свою. Эльмина трепещетъ, блднетъ, не можетъ итти и готова упасть. Старикъ слуга, шедшій за нею, испугался и бросился къ ней, закричавъ: «Боже мой! что съ вами длается?»… Она закраснлась, оперлась на слугу, поклонилась Нельсону, прошла мимо его, и черезъ минуту оглянулась назадъ: молодой человкъ удалялся и прытко скакалъ по дорог…. Эльмина, вздохнувъ, идетъ къ лугу, гд Коралія рвала цвты; увидвъ ее, она бжитъ къ ней на встрчу. Эльмина съ нжностію цлуетъ ее, и, свъ на трав, беретъ къ себ на колни, чтобы лучше разсматривать ея прекрасное лицо, которое изображало вс черты Нельсонова. Любезной младенецъ ласкаетъ ее, говоритъ о цвтахъ, и вдругъ, начавъ играть ея волосами, проситъ ихъ для своего браслета. Эльмина ни мало не задумавшись, вынимаетъ изъ кармана ножницы, отрзываетъ у себя нсколько волосъ и съ улыбкою подаетъ Кораліи; но рука ея дрожитъ и сердце бьется… Въ сію минуту няня говоритъ, что имъ пора итти домой, и любезная малютка, прощаясь съ ласковою незнакомкою, твердитъ: приходите завтра; вы очень милы!